— К сожалению, оно мне не по карману. Извините.
Он обернулся и посмотрел на молоденькую белокурую девушку, которая стояла около витрины на улице и с восхищением рассматривала жемчуг.
Стефани снова улыбнулась и спросила:
— Ваша спутница хотела бы его примерить?
Незадачливый посетитель вздохнул:
— Оно действительно мне не по карману. Извините, мы просто подумали, что это искусственный жемчуг.
Он сделал два шага назад, собираясь уходить.
— Но ведь за примерку вы не должны будете платить. Может быть, ваша девушка получит от этого удовольствие? Примите это от меня на память.
Молодой человек удивленно посмотрел на нее, потом вдруг по-мальчишески улыбнулся, кивнул головой и почти выбежал из магазина. Девушка за стеклом подняла на него глаза, на ее лице было напряженное ожидание. Наблюдая за ними, Стефи вдруг почувствовала тоску. Неужели и она когда-то была такой же юной, наивной и беззаботной. Сейчас ей казалось, что никогда. Элис, вторая продавщица, заметила:
— Ребятишкам не по карману даже пыль с этого жемчуга.
— Ну и что, — отозвалась Стефани. — Зато девочка всегда будет помнить этот момент. А вдруг она когда-нибудь выйдет замуж за богача и придет к нам что-нибудь купить?
— Судя по ее кавалеру, малышка не из тех, кто выходит замуж за богачей, — с явным сочувствием в голосе ответила Элис.
Наконец юноша и девушка вошли в магазин. Стефи улыбнулась им, достала ключ и направилась к витрине. Осторожно взяв в руки драгоценную нить, отливающую голубоватым лунным светом, она повернулась и вдруг лицом к лицу встретилась с Клайвом Стэнвордом, чье появление у витрины так взволновало ее несколько минут назад. Только теперь он стоял прямо перед ней, а его взгляд был уже не равнодушным, а пристальным и внимательным.
Ужас сковал ее, ужас бессмысленный и безосновательный, ведь она уже давно не была той наивной влюбленной восемнадцатилетней девушкой.
Стефани с трудом заставила себя улыбнуться той заученной улыбкой, какой продавщицы улыбаются незнакомым покупателям, подошла к прилавку и положила ожерелье на подушечку из черного бархата. Еле-еле справившись со своим голосом, она произнесла:
— Вот, смотрите. Это брумский голубой жемчуг. Его добывают только в одном месте на земле — в Бруме, в Западной Австралии, поэтому он так высоко ценится. Давайте посмотрим, как вы в нем выглядите, — прибавила она, обращаясь к девушке.
Стефи застегнула замочек у нее на шее, и та погрузилась в восторженное созерцание своего отражения в зеркале. Через несколько томительных минут она осторожно сняла с себя драгоценное ожерелье и отдала его продавщице. Потом молодые люди в один голос сказали: «Огромное вам спасибо», переглянулись, рассмеялись и, взявшись за руки, вышли из магазина.
Провожая их глазами, Стефани опять почувствовала приступ тоски, смешанной с завистью, — так молоды были эти двое, так искренне влюблены друг в друга и так уверены в этой любви.
— Стефи, ты не могла бы принести жемчуг сюда? — услышала она голос Элис и обернулась.
— Мистер Стэнворд хотел бы взглянуть на него, — прибавила та.
Стефани опять встретилась с пристальным взглядом, который, как холодный ветер, пробирал до костей. Клайв Стэнворд стоял около прилавка в ожидании. Стефи едва поборола паническое желание убежать, но потом взяла себя в руки и медленно подошла к прилавку. С преувеличенной осторожностью она снова положила ожерелье на бархатную подушечку и сказала механическим голосом:
— Это великолепный жемчуг, сэр, каждая жемчужина тщательно подобрана. Чтобы собрать это ожерелье, потребовалось десять лет…
— Спасибо, я немного разбираюсь в жемчуге, — услышала она насмешливый ответ. — Я бы хотел посмотреть, как он выглядит на вас.
Пять лет назад ему было двадцать семь, но уже тогда он прекрасно знал, какое влияние оказывает на женщин его низкий хорошо поставленный голос и как действует его магнетический взгляд. Все это Стефи уже когда-то испытала на себе. Теперь ему должно быть тридцать два года, и он находится, как говорится, в расцвете сил. В его властном голосе чувствовалась такая сексуальная сила и несокрушимая уверенность в себе, что Стефани ощутила уже почти забытую предательскую дрожь в коленях. До нее не сразу дошла последняя фраза. Наконец она медленно подняла глаза и удивленно спросила:
— На мне?
— Ну да, наденьте его на себя.
Эти слова, произнесенные тоном команды, вдруг оскорбили ее. Она почувствовала сильнейшее желание бросить жемчуг ему в лицо, предложив самому примерить его. Только инстинкт самосохранения удержал Стефани от этого безумного жеста.
В этот момент девушка вспомнила, как однажды в глубоком детстве — ей было тогда года три — она забралась в кухню и открыла морозильник. Ей было интересно посмотреть, что там внутри. За этим ее застал отец, и она почему-то настолько испугалась, что так и осталась стоять, прижавшись ладошкой к ледяной стенке, пока на коже не образовался ожог.
Сейчас она испытывала то же унизительное чувство слабости и полной потери воли. Девушка молча взяла в руки ожерелье и, чувствуя себя так, как будто ей приказали раздеться на людях, подошла к зеркалу. Она дрожащими руками застегнула на шее замок и повернулась навстречу его оценивающему взгляду. Клайв некоторое время рассматривал ее, а потом сказал все так же спокойно и равнодушно:
— Нет, он вам не идет. Не тот оттенок. Вашей коже и волосам должен пойти жемчуг теплого тона.
И опять она с чувством унижения ощутила, как парализующий жар стал разливаться по всему ее телу — воспоминание о том времени, когда один только взгляд этого человека мог повергнуть ее в пучину страстного безумия. Однако гордость и злость заставили Стефи, сняв с шеи ожерелье, с деланным безразличием сказать:
— Жемчуг должна примерять та женщина, которая будет его носить.
— Да, вы правы, — сказал он. И прибавил: — Стефани.
Ее сердце замерло, а потом подскочило к самому горлу. Несколько секунд она пыталась справиться с собой, наконец ей это удалось, и она произнесла с вымученной иронией:
— Ты всегда любил поиграть, Клайв. Могу я поинтересоваться, какова цель этой игры?
— Но ведь это ты сделала вид, что не узнала меня. Так кто же из нас начал игру? — так же иронично спросил Клайв, немало ни смутившись.
И, лениво проведя взглядом по лицу Стефи, он перевел глаза на ее грудь, судорожно вздымавшуюся под легкой тканью блузки.
И снова Стефани почувствовала унижение оттого, что ее тело немедленно ответило на этот откровенный мужской взгляд. Она поняла, что мучительно краснеет, и вцепилась дрожащими руками в бархатную подушечку, а потом, спохватившись, спрятала ладони под прилавком. Закусив губы, она некоторое время молчала, и только тогда, когда пауза уже стала невыносимой, произнесла:
