Но проводница ожидавшейся от нее гармонии не внесла, а наоборот, начала прямо с верхнего «ля» и дальше пошла по всем октавам вверх.
— Ага! Со всеми удобствами, значит, поедем? Если койка свободная, то сразу нужно бабу затащить? У меня тут вагон СВ, а не бардак, гражданин!
— Но я, собственно говоря, не…
— Собственник выискался! А еще интеллигент, очки, глянь, золотые. Бригадир придет, с кого спросит? С этой лахудры? С нее, кроме вшей, и взять нечего. Постыдились бы связываться! До Москвы недалеко, а там такой швали у трех вокзалов на рубль — дюжина. На все вкусы.
Игорь Александрович растерянно взглянул сначала на проводницу, потом — на объект ее суровой критики. И — обомлел. Девушка даже не пыталась оправдаться, вообще, похоже, не собиралась открывать рот. Она и глаза закрыла, а по щекам из-под ресниц катились огромные, самые что ни на есть настоящие слезы.
Первый раз в жизни мэтр, маститый сценарист и «инженер человеческих душ» видел, как плачут не от боли и даже не от обиды, а от стыда. До сей минуты он читал об этом в романах, преимущественно дореволюционных, так называемых «бульварных». А тут — на тебе: в реальной жизни, в купе скорого поезда от стыда рыдает почти ребенок. По его, между прочим, вине, хотя и косвенной.
Игорь Александрович кротко осведомился у грозной хранительницы моральных устоев МПС:
— А если я заплачу за ее билет до ближайшей станции?
— А если заплатите — везите хоть до Москвы, мне без разницы. Только ежели из вещей у вас что пропадет — мое дело десятое. А мужики, смотрю, все на один манер: что наши, что столичные…
— То есть? — все еще кротко поинтересовался Игорь Александрович, доставая деньги.
— А то и есть, чтоб было на кого залезть! — подарила его чеканным афоризмом проводница. И, спрятав деньги неуловимым, почти цирковым движением руки, добавила: — Чаю не будет, у меня титан сломался. Водки, если хотите, могу принести.
Лишний раз подивившись про себя волшебной силе денег, Игорь Александрович от водки отказался, но попросил принести из вагона-ресторана минеральной воды и начал кое-как накрывать импровизированный стол. Его попутчица, похоже, все еще пребывала в шоке. Забилась в уголок купе и не подавала признаков жизни.
— Ну вот что, милая девушка, — позвал ее Игорь Александрович с нарочитой бодростью. — Хватит переживать, давайте поедим. Садитесь сюда, поближе… Да не ко мне, господи, к столу! Вот так. А теперь скажите, почему ваша невинная коммерция является тайной от матушки?
— Я хочу уехать. В большой город, где есть институт. А для этого нужны деньги на приличные туфли, на платье, на сумочку. Ну, и на билет, конечно. Вот потихонечку и коплю. А тайна потому, что… Ну, в общем, мама меня не отпустит. Одна она с детьми не справится. Да еще коза, куры…
— С какими детьми? Вашими?
— Почему — моими? Ее. У меня три сестры и брат. Все — младшие, братишке вообще три годика.
— Простите, ваши родители так любят детей? Двое-трое я понимаю, но пятеро…
— Папа сына очень хотел. А рождались все девчонки. Зато и обрадовался же, когда Колька появился! Неделю праздновали…
— И кем трудится ваш батюшка?
— Никем не трудится, умер он. Как раз через неделю после рождения Кольки. Решил на тракторе покататься, да и заехал с моста прямо в реку. Трактор потом долго не могли вытащить. Вот мама и осталась с нами пятерыми. Мне пятнадцать было.
Игорь Александрович чуть не подавился:
— То есть как было? Вам сейчас от силы — шестнадцать!
— Это я просто худая да маленькая, а мне скоро девятнадцать исполнится. У меня все подруги уже замужем. У кого и дети есть. А я лучше в город уеду, чем за кого-нибудь из местных замуж пойду. Одна водка на уме, слаще моркови ничего не пробовали, книжек в руках не держали! Папа у меня хоть с горя запил, когда ему за тридцать было. А эти с пеленок поддают.
— А отец почему?
— Его у нас Кулибиным звали. Вечно что-то чертил, изобретал, какие-то приборы мастерил. А потом поехал в город показывать все какому-то большому ученому. Недели две не было. А потом приехал — черный, как головешка, и все свои чертежи и модели во дворе спалил. Мать — кричать в голос, ведь сколько он на это времени да денег перевел! А он сказал, что все это уже лет триста как изобретено и устарело и напрасно он со свиным рылом в калашный ряд полез. Учиться ему надо было, а он все сам хотел постичь. Да еще научную фантастику читал. Вот и дочитался…
— Вы-то где учиться собираетесь?
— Не знаю еще. А посоветоваться не с кем. Я хочу — где потом больше платят…
— Ну, милочка, так профессию не выбирают! Устройтесь секретаршей на фирму — без всякого института будете больше профессора получать. А если дворником — так и комнату казенную дадут.
— Шутите? — не без интереса спросила его собеседница и в первый раз за все время глянула ему прямо в глаза. И Игорь Александрович внезапно ощутил что-то вроде головокружения: такие необычные глаза оказались у этой замарашки… Нет, не глаза, а очи, вот именно! Зеленые… Нет, цвета морской волны… Нет, все-таки зеленые, большие, чуть приподнятые к вискам. Русалочьи. Мгновение — и видение исчезло, девушка снова уставилась в пол.
— Шучу, — неожиданно для себя согласился Игорь Александрович. — А в школе вам что больше всего нравилось?
— Астрономия. Нам ее учитель физики преподавал, на общественных началах. Да и у отца много было фантастики — про космос, про звезды. Но вообще-то у меня все пятерки были, даже по пению.
— Вы что — золотая медалистка?
— Какая разница! Пока деньги скоплю, все, наверное, забуду. Так, придумала себе сказку, а кто меня ждет в городе-то? Те же парни, водка да мат… Или опять одной сидеть, книжки читать и полоумной числиться…
Игорь Александрович заметил, что в девушке есть какое-то врожденное воспитание. Если судить по речи. Или это феноменальная память плюс начитанность? И еще с удивлением почувствовал абсолютно несвойственное ему желание благотворить. В конце концов при его связях можно устроить эту Золушку в приличный институт с общежитием. Помочь ей из гадкого утенка превратиться в лебедя, пардон за банальность. А если себе самому не врать — иметь возможность хоть иногда заглядывать в эти невероятные глаза.
— Знаете что, — брякнул он неожиданно для себя. — Поедем ко мне. Квартира большая, нас трое — я, жена да сын. Подберем подходящий институт, поселитесь в общежитии и будете сама себе хозяйкой. Такой вариант вам подходит?
Девушка молчала так долго, что Игорь Александрович даже ощутил некоторое облегчение. Сейчас она скажет «нет» и через пару часов навсегда исчезнет из его жизни. Оттого, что «навсегда», вопреки всякой логике стало неуютно и тоскливо. Но тут она подняла голову и снова посмотрела ему в глаза: