пришла в себя, еле успела забежать в ближайшую подворотню, где мой желудок беспощадно распрощался с обедом. С тех пор я учусь применять этот дар. Но работает он, как показывает опыт, преимущественно на старинных зданиях. То ли новостройкам не о чем рассказать, то ли в них нет души.
Воспоминание пошло рябью. Это что-то новое. В комнату вошла девочка. Хрупкая фигурка в платье гимназистки. Каштановые косы с вплетенными белыми лентами. Лёгкий румянец на бледном сосредоточенном личике. Она бесшумно подошла к диванчику, отодвинула его немного от стены. Из-за него упала на пол жестяная коробочка. Гимназистка открыла её, убеждаясь в сохранности, чего бы вы думали? Конфет? Вовсе нет. Внутри лежал голубой блокнот. Улыбнулась и выбежала на улицу, а дальше? Растворилась. С того места, где я стояла, ничего уже не увидеть.
Какая досада! Это было так захватывающе. Эдакий исторический фильм. Но вот первая серия закончилась, а желание увидеть продолжение осталось. Сделав несколько шагов к следующей комнате, вернулась обратно. В верхней части окна торчал маленький осколок стекла, полностью закрашенный краской. Из валявшейся под ногами гнилой доски достала ржавый, кривой гвоздь и аккуратно очистила стекло.
"Зелёное. Здесь и правда был витраж. — подумала я.
Следующие комнаты обрывками выдавали образы, размытые силуэты, и лишь девочка гимназистка всегда оставалась чёткой. Там, где она появлялась, видения становились цветными. Казалось, дом запоминал все связанное с её присутствием. Вот она совсем крошка, пытливыми синими глазами рассматривает рыжего кота. Потом уже старше, играет в куклы. Они в нарядных платьях, на кудрявых головках — кружевные капоры, румяные, большеглазые, так похожи на свою хозяйку. Вот гимназистка, сидит у окна, сосредоточенно записывает что-то в тот самый блокнот. Останавливается, перечитывает и снова пишет, периодически устремляет свой задумчивый взгляд за окно. Незаметно для себя покусывает нежные губки. Она пишет, пишет, а потом кладет блокнот в жестяную коробочку и прячет в шкаф.
"Это её дневник", — мелькает догадка.
Я обхожу каждую комнату. И каждая делится со мной воспоминаниями. Дом грустит, замыкается, когда девушка уезжает в далёкий институт, приходит в себя лишь на каникулах, когда возвращается ОНА.
Да и понятно. Дома оживают с появлением детей. Счастье там, где слышится смех, там, где за одним столом собирается вся семья, где обмениваются улыбками, объятиями и подарками у пушистой рождественской ели.
Картинки мелькали перед глазами, голубенький блокнот прячется то в спальне за трюмо, то на кухне в буфете, но последним его убежищем оказался все таки диван. Да то самое первое видение.
Сказать, что я разочарована значит не сказать ничего. Пока я блуждала из комнаты в комнату, собрала со стен, наверное, всю пыль и паутину, а в результате вернулась к тому, с чего начала. Но не могу сказать, что это было зря. Увидеть почти "в живую" дизайн конца девятнадцатого века тоже многого стоит. Правда, раззадоренная я желала продолжения. Куда делся голубой блокнотик. Не зря же его увидела, и девушку увидела не зря. Так что же из этого следует? "Включаю режим гончей" — мысленно хихикнув, ответила сама себе, выходя на улицу.
Я едва не столкнулась лбом с одной из попутчиц, ведомая порывом.
— Извините, — смутилась я.
— Да, ничего, — махнула та рукой, — Я за тобой шла, увидели тебя в окне, и вот… Уже пора ехать.
— Да? — я посмотрела на время, — Ах, действительно. Как время пролетело. Идемте.
Я растерянно оглянулась. Не удастся мне сегодня ничего выяснить. Обидно правда, но не оставаться же мне тут. Возвращаться одной на попутках рискованно. Да и пешком идти достаточно далеко.
— Я ещё вернусь, — одними губами проговорила я, прощаясь с усадьбой.
Мы мчались в город. Дождь все-таки пошёл. Дворники монотонно бегали по лобовому окну, смахивая водяные дорожки.
— Нюта, — обратилась ко мне женщина в очках, — а вы слышали легенду об этой усадьбе.
— Нет, не слышала. О чем она? — оживилась я.
— Я слышала, хозяин усадьбы занимал высокое положение при дворе, а его дочь была фрейлиной её высочества. Говорят, императрица подарила ей браслет, который стоил целое состояние. Их семья была очень богата, но оказалось, что многие ценные вещи исчезли. Это подтвердил управляющий. Кто-то утверждает, что пред арестом барин те самые ценности закопал на территории усадьбы, а в доме на одной из картин отметил местонахождение клада. Кто-то говорит о подземелье и тайнике. Но что из этого правда? — закончила женщина, поправляя очки.
"Становится все интереснее", — подумала я. Моё любопытство достигло небывалых высот.
— А никто не думал о том, что пока у усадьбы не было хозяев ценности, вещи, да много чего люди просто растащили, — пожала плечами вторая дама.
— Все может быть.
У женщин появилась тема для дискуссии, но меня не особо интересовал их разговор. Моё любопытство достигло небывалых высот. Сначала, я разберусь с блокнотом, а вот потом…
Кажется, ноутбук уже обжигал колени, но я продолжала бороздить информационные просторы, пытаясь найти хоть что-то интересное о последних владельцах усадьбы. Короткая биография, сухие факты и даты. Познавательно, но бесполезно в моём случае.
А ещё эта простуда. Третий день столбик термометра упорно полз к отметке тридцать восемь. Голова болела, нос тек, как ниагарский водопад. Красные глаза, то ли от температуры, то ли от долгого сидения за монитором, горели.
Устало вздохнув, убрала ноуд с колен на тумбочку и, поправив в красную клетку пижамные штаны, отправилась на кухню за лекарствами. А там как обычно: на голодный желудок все эти таблеточки-сиропчики пить не будешь, поела. Тарелка супа с фрикадельками как-то быстро кончились. А это хороший знак. Посмотрела на серый мир за окном, потупила в телефон. А после обеда случилось удивительное — я уснула. Я-человек, который перестал спать в обед в полтора года, честно поддерживая эту традицию целых двадцать лет, уснула.
Мне снилась усадьба. Мрачные коридоры и комнаты бесконечно тянулись и казались лабиринтом. И голос, далекий голос звал из непроглядной тьмы. В одной из комнат у стены стояло старинное зеркало. Свет, падавший из оконного проёма, образовал тоннель в сумраке, освещая резную позолоченную раму. Пылинки кружили в воздухе, мерцая на свету. Я подошла к зеркалу и в удивлении замерла. В отражении стояла не я, а гимназистка. На минуту мне показалось, что она удивлена не меньше меня. Некоторое время мы так и стояли, глядя друг на друга. А потом зеркальную гладь исказили трещины, а меня с силой вытолкнуло из сна.
Прошло около месяца. За работой, бытовыми проблемами время пролетело незаметно. А может оно пролетело только
