Было воскресенье, и Даниэлла собиралась на свою обычную утреннюю верховую прогулку. Выйдя из дома, она была потрясена, увидев Байрона, сидящего на заборе рядом с загоном в ожидании ее.
— Доброе утро, — весело крикнул Байрон, словно его пребывание здесь было самой естественной и обычной вещью. — Какая ты ранняя пташка. Я надеялся поймать тебя прежде, чем ты уедешь. Знаешь, я подумал, что мы могли бы покататься вместе.
— В самом деле? — Даниэлла пыталась не показать охватившей ее радости. Ее душа пела и рвалась навстречу Байрону. О, он выглядел потрясающе в своих черных джинсах и рубашке-поло! Даниэлла недоумевала, почему до сих пор ни одна женщина не захватила его в плен. В нем сильно, очень сильно было развито мужское начало, а сейчас он был просто неотразим. Черный цвет очень шел ему — в черном Байрон выглядел загадочным, волнующим и чертовски сексуальным.
— Да, в самом деле, — ответил Байрон.
— Разве ты умеешь ездить верхом? Я думала, нет.
— Я надеялся, что ты могла бы научить меня. Ведь это не займет много времени? Может быть, попробуем после завтрака? — Он взглянул на нее с надеждой.
— Не думаю.
— Ты считаешь, я не смогу научиться?
— Я не об этом. Уверена, что сможешь, но…
— У тебя другие планы, да? Поэтому? — со злостью в голосе спросил он. Его густые брови нахмурились, а глаза, впившиеся в ее лицо, стали узкими как щелки.
Было совсем нетрудно догадаться, о чем он в этот момент думал: у нее на самом деле нет никаких дел, все это лишь отговорки. Однако как ей хотелось, чтобы у нее были другие дела.
— Так почему ты не хочешь провести со мной время?
— Ты знаешь почему, — бросила Даниэлла. Может быть, ей нужно было сказать, что она собиралась уходить? Сейчас ей было слишком тяжело кататься с ним верхом. Почему он никак не оставит ее в покое? Неужели он так ничего и не понял и ничего не принял к сведению?
Всю эту неделю она пыталась обуздать свои чувства, но, когда увидела Байрона, сидящего на заборе, поняла, что все ее попытки были напрасны — они потерпели неудачу. Любить Байрона для нее стало так же естественно, как дышать, поэтому отказ от него был для нее подобен смерти.
Позавтракали они на лужайке возле дома. Еда — апельсиновый сок, яичница с поджаренным хлебом и кофе — никогда не казалась такой вкусной, как в этот раз.
После грозы в прошлое воскресенье погода снова стала жаркой. И хотя сейчас было только чуть больше восьми утра, уже было достаточно тепло. А может быть, тепло было оттого, что Байрон был рядом? Точно Даниэлла не могла этого объяснить.
— Здесь намного лучше, чем в моем саду на крыше, — сказал Байрон, блаженно развалившись в кресле и допивая свой кофе. И, обращаясь уже больше к себе, добавил: — Я должен позвонить Сэм и убедиться, что она не забывает поливать мои растения.
— Она? — с сомнением в голосе спросила Даниэлла. Ей и в голову не приходило, что Сэм — это женщина. Но это неважно: ведь она, очевидно, для него ничего не значит. Если бы значила, Байрон не преследовал бы тогда ее, Даниэллу.
Байрон лениво улыбнулся.
— Разве я не говорил тебе, что Сэм — девушка?
— Нет, не говорил. Тебе повезло, что ты нашел того, кто ухаживает за растениями в твое отсутствие.
— Думаю, да. И ей это на самом деле нравится.
Даниэлле было интересно, только ли за садом Байрона нравится ухаживать Сэм.
— Если ты так сильно любишь природу, сады, то почему не переезжаешь за город?
— Это приглашение? — Его бровь вопросительно изогнулась.
Даниэлла расстроилась — она угодила прямо в его ловушку.
— Я не имела в виду — сюда, — возразила она.
— У тебя в доме множество комнат, — заметил Байрон.
— Мне нравится, когда я сама себе хозяйка.
— Разве твой таинственный возлюбленный никогда не остается у тебя?
Она закрыла глаза, словно бы давая этим понять, что на этот вопрос она отвечать отказывается. Тони никогда не оставался. Он этого хотел, бесспорно, но Даниэлла знала, что если в один прекрасный день она завяжет с ним такого рода отношения, то потом будет просто обязана выйти за него замуж. Наконец она взглянула на Байрона и покачала головой.
— Нет.
— Но я не сомневаюсь, что ему этого хотелось, ведь так?
— А разве есть мужчины, которые этого не хотят? — поддела его Даниэлла.
Ноздри Байрона задрожали от гнева. Он вскочил с кресла и проговорил:
— Пойдем готовиться к верховой прогулке.
Даниэлла отвязала лошадей и предложила Байрону оседлать Моргану.
— Она очень спокойная. У тебя с ней не будет поводов для волнения, — объяснила она ему.
Байрон подозрительно посмотрел на невысокую лошадку.
— Я бы лучше выбрал для езды Шандора.
Даниэлла понимала, что он прав. Кобыла была слишком низка для Байрона, но Шандор никогда не признавал чужаков. Тем более Байрон новичок в верховой езде.
— Он может взбрыкнуть.
— Я бы все равно рискнул, — заметил Байрон.
— А ты не будешь меня обвинять, если упадешь?
— Нет, не буду. — И сказав это, он вдел ногу в стремя и легко вскочил на гнедую лошадь.
Даниэлле пришлось признать, что он хорошо смотрится на этой лошади. По крайней мере намного лучше, чем если бы сидел на Моргане. Даниэлла надавала Байрону массу рекомендаций, и они отправились в путь.
Соседский фермер разрешил Даниэлле ездить верхом по своим владениям, и сейчас, к ее большому удивлению, Шандор вел себя прекрасно. Трудно поверить в то, что Байрон никогда раньше не ездил верхом. Он либо солгал ей, либо просто был прирожденным наездником. Казалось, он все делает интуитивно.
Он пустил Шандора рысью, а затем перешел на легкий галоп. Даниэлла последовала его примеру, призывая его быть осторожным. Впереди послышался треск ломающихся веток, словно кто-то упал. Даниэлла поняла, что Шандор хотел легко перепрыгнуть кусты, а Байрон был к этому не готов.
Но упала с лошади сама Даниэлла. Вместо того чтобы следить за дорогой, она все внимание сосредоточила на Байроне. Он на Шандоре легко взял препятствие — кусты, а вот Моргана, неверно рассчитав свой шаг, резко остановилась, когда поняла, что препятствие ей не взять. И Даниэлла полетела через ее голову на землю.
Она все-таки успела пронзительно закричать, прежде чем потеряла сознание.
Даниэлла открыла глаза и увидела склоненного над ней Байрона. Она взглянула на его обеспокоенное лицо и почувствовала себя ужасно глупо. Как все по-дурацки вышло! Когда она попыталась подняться, его твердая рука туг же уложила ее обратно.
— Оставайся там, где лежишь, пока я не проверю, все ли кости у тебя целы. Господи, ты меня до смерти напугала!