Адам, улыбаясь, посасывал трубку.
— Вряд ли здесь вас кто-нибудь поддержит, — заметил он. — На Востоке замужество затрагивает интересы всей семьи в целом, поэтому рассматривается как дело семейное, со всеми вытекающими последствиями.
— Никому бы не позволила вмешиваться в мою судьбу! — выпалила Викки.
Глаза Адама искрились смехом.
— Я тоже, — поддержал он Викки.
— В самом деле? — сухо переспросила она. — Я думала, вы уже свыклись со всеми здешними обычаями.
— Не со всеми, — усмехнулся Адам.
Уже почти стемнело, когда наконец Мириам принесла ужин. Большие куски баранины и тушеные овощи почти целиком прикрыли блюдо с рассыпчатым рисом. Мириам зажгла лампу и поставила ее на стол рядом с блюдом и бутылкой местного вина.
— И нам тоже можно есть? — спросила Викки вполголоса Мириам.
— Почему же нет? — отвечала та хмуро. — Кто возражает? — Она уселась рядом с Адамом и стала изо всех сил ухаживать за ним. Викки было почему-то жаль ее — так она старалась ему угодить.
Старик ел с большим удовольствием. Вероятно, это теперь составляло главный интерес в его жизни. С возгласами удовольствия своими большими руками он отправлял мясо и рис в рот.
— Что бы ни говорили, но именно благодаря Хуссейну у нас хорошая еда! — проговорил он, глядя на дочь. — Каждому бы так есть каждый день.
— Опять ты за свое, — укорила его Мириам. — Всегда одно и то же, одно и то же…
Отец счастливо улыбнулся:
— Но это же правда. Чем скорее мы переедем к нему, тем лучше.
Мириам, вздохнув, украдкой посмотрела на отца.
— Может быть, только я перееду к нему, — проговорила она мягко.
Старик выронил из рук тарелку, рис рассыпался по полу.
— Когда он сказал об этом?! — вскричал он. — Говори! Я должен знать. Говори сейчас же! — В голосе старика прозвучал ужас. Очевидно, он представил свое будущее, одинокое, нищее. — В таком случае ты не выйдешь за него! — отрезал он.
Мириам подала отцу другую тарелку, улыбнувшись вдруг мягко, почти с любовью.
— Конечно, не выйду, — согласилась она. — Я тебя не оставлю.
Викки бросила быстрый взгляд на Адама, но он смотрел только на Мириам. Он мог целовать Викки и относиться к ней с пониманием, как к своей соотечественнице, но он никогда не смотрел на нее с таким выражением, с каким смотрел сейчас на Мириам. Как это грустно, подумала Викки, что она никогда не сможет забыть прикосновения его требовательных и нежных губ.
Когда они собрались ехать домой, уже совсем стемнело. Мириам пошла с ними к машине, освещая лампой дорогу. Старик остался в доме, и они долго еще слышали его хриплые жалобы на темноту.
— Не обращайте на него внимания. Ничего с ним не сделается. — Мириам презрительно оглянулась. — Будь он настоящий мужчина, он бы вышел и проводил вас сам! — добавила она достаточно громко, чтобы отец слышал.
Викки стало неловко за них обоих, и она заторопилась к машине, спотыкаясь в темноте на неровной дороге.
Адам шел не торопясь. Подойдя к машине, открыл дверцу со своей стороны, потом, согнувшись, открыл изнутри другую, и Викки села на переднее сиденье. Адам повернулся к Мириам, улыбка заиграла у него на губах.
— Спасибо, дорогая, за ужин, — тепло проговорил он.
В свете лампы лицо Мириам казалось особенно прекрасным. Падавший снизу свет смягчал его, стирая горечь и неудовлетворенность жизнью.
— Ты знаешь, тебе всегда здесь рады, — тихо ответила она. — В любое время.
Адам после некоторого колебания сказал:
— Хочешь совет? Тебе вначале надо разобраться с Хуссейном.
— Вот еще, — хмыкнула Мириам. — Это замужество не моя затея. Пусть отец всем занимается.
— Ну, как знаешь, — вздохнул Адам и, попрощавшись с Мириам, сел рядом с Викки. Машина тронулась, и они долго молчали, глядя в темному.
— Как, однако, быстро меняется мир, — сказал наконец Адам. — Разница между Мириам и ее сестрой всего несколько лет, а одна все еще принадлежит прошлому, а другая — дню сегодняшнему или даже завтрашнему.
Викки могла согласиться, что младшая сестра действительно очень уж современна для девушки востока, но не была уверена, что это так уж хорошо, как полагал Адам. Люди должны следовать обычаям своего народа. И вряд ли иностранцам стоит вмешиваться в их дела, особенно семейные. Викки подумала, что едва ли она сможет сказать это Адаму. Он здесь живет давно и уж, наверное, знает что делает. Ну и, кроме того, Викки судила предвзято. Она не могла представить Мириам в качестве подруги жизни такого человека, как Адам, что бы он там ни считал.
— Ну а вы что думаете обо всем этом? — спросил Адам.
— Собственно, все это не мое дело, — отозвалась Викки.
— Вы всегда так сдержанны в своих оценках?
Викки была задета.
— Если хотите знать, я думаю, Мириам куда больше нравится свобода, нежели вы.
— Вот как? А как вы можете столь безапелляционно судить о ее чувствах?
— Потому что я женщина и мне знаком женский образ мышления, — запальчиво парировала Викки.
— А разве женщины мыслят? — усмехнулся Адам. — А я все время считал, что они только чувствуют.
Викки фыркнула:
— Ну конечно. Тем не менее женщинам особенно много приходится мыслить, когда они хотят понять представителей рода мужского. Хотя мне это, похоже, не дано, — добавила она угрюмо.
Адам вдруг рассмеялся:
— Может быть, потому, что у вас нет выбора, — обезоружил он ее и, секунду помолчав, спросил: — Ответьте честно — вы нравитесь самой себе?
Но к Викки не так-то легко было подольститься.
— Местами, — ответила она осторожно.
— Нечего и спрашивать, какими местами, — со смехом продолжал поддразнивать ее Адам. — Вы знаете, что у вас весьма подходящий для поцелуев рот?
— А как же. — Викки нарочито жеманно поджала губки. Хотя вовсе этого не знала и совершенно ему не верила. Все эти шутки начинали ей изрядно надоедать. Она вздохнула, подумав, что вряд ли Адам остановится и опять поцелует ее.
— Не очень-то верите, а? — спросил он, словно читая ее мысли. — Но я не стану ничего вам доказывать, поздно уже, и вы почти спите.
— Да, конечно, — согласилась Викки со смешанным чувством облегчения и разочарования. Вдруг ее словно что-то пронзило. — Я забыла духи для Умм-Яхьи в магазине! — воскликнула Викки.
— Они у меня в кармане, — с улыбкой успокоил ее Адам. — Вы собираетесь вручить их сегодня?
— Если Умм-Яхья не спит. — Викки откинулась на сиденье, вглядываясь в темноту. — Я горжусь этими духами, — призналась она. — Это лучшее из того, что я сделала. Интересно, разрешит ли нам Умм-Яхья их коммерческое использование?
