Нэнси с облегчением вздохнула. Этот человек ей непременно поможет! Она это знает!
— После сегодняшнего вечера, когда мы так много рассказали друг другу, я чувствую, что могу вам доверять, — искренне призналась она. — Мы поделились друг с другом самым сокровенным. Я знаю, какое несчастье пережили вы, а вы знаете, что пережила я. Я понимаю, почему вы вели себя именно так. А вы знаете, что у меня не было другого выбора, кроме того, чтобы приехать сюда?
— Так что же я-то могу сделать?
Нэнси с трудом избегала его горящего взгляда. Но отступать она не могла. И потому продолжила:
— Я хочу, чтобы вы сделали для меня только одну вещь. И это мне нужно больше всего на свете. — Она облизнула губы, чувствуя на себе напряженный, изучающий взгляд мужчины. — Я понимаю, я вам покажусь самонадеянной. Возможно, это не самый общепринятый способ действия, но… но я бы хотела, чтобы вы заняли место вашего отца.
Ди Клементе-младший крайне удивился. Заморгав, он лишь попросил:
— Повторите, что вы сказали?
— Замените вашего отца! Прошу вас, — умоляла Нэнси. — Ради Бога! Для меня это так важно! — Она потянула Филиппа за рукав. На глаза ее навернулись слезы, а он, не говоря ни слова, по-прежнему в недоумении смотрел на нее. Ведь наверняка, имея ключи от дома отца и допуск к его конторке, Филипп без труда может поискать там сведения о столь таинственном для нее клиенте отца. Почему же он проявляет такую сдержанность, так упорен в своем нежелании помочь ей?
— А если я откажу вам? — услышала она его вопрос.
— Вы не можете мне отказать, — дрожащим голосом проговорила Нэнси. — Вы для себя твердо решили, что никоим образом не позволите мне встретиться с вашим отцом. Теперь мне этого делать и не нужно — ведь рядом будете вы и сами займетесь всем вместо него. Прошу вас!
Филипп не проронил ни слова. Казалось, он перестал дышать. В последнем порыве Нэнси прижалась щекой к его груди и теперь слышала резкий стук его сердца. Она ждала, все существо ее напряглось. Похоже, совершенно бессознательно Филипп погладил ее по волосам.
— Вы действительно этого хотите? — Он, казалось, раздумывал. — Чтобы я занялся вами вместо отца?
Нэнси замерла в напряжении.
— Да, Филипп, очень! — прошептала она ему не в лицо, а в рубашку.
Он приподнял ее лицо и большим пальцем стер с него слезы.
— Никаких обещаний. Никаких надоеданий, — предупредил он.
— Понимаю, — быстро согласилась Нэнси. — Я знаю, что вы не можете давать никаких обещаний. Знаю, что в чем-то буду разочарована. Но я бы охотнее пошла на это, нежели… — Голос ее совсем сник. Она даже подумать не могла о возможном крахе своих ожиданий.
— Надеюсь, нам не придется об этом сожалеть, — проговорил Филипп и провел указательным пальцем по лицу женщины. — Значит, так. Сопротивляться вам я не в силах. И не хочу этого. Я согласен.
Сквозь слезы в глазах Нэнси вспыхнул восторг.
— О, Филипп! — воскликнула она, смеясь и плача одновременно. — Спасибо вам! Спасибо!
— О Боже! — пробормотал тот, и непонятно как, но они неожиданно оказались в объятиях друг друга.
Женщина рыдала на его груди. Обещание Филиппа придало ей новые силы, хотя она и понимала — ведь он намеревался хоть как-то отомстить своему отцу. Потому-то и хотел помешать ей, Нэнси. Но теперь он осознал, что был не прав, и наверняка поможет найти ее семью.
— Я так вам благодарна, — дрожа от волнения, проговорила Нэнси.
Филипп нежно гладил ее по спине, ожидая, когда кончатся слезы. Наконец она высвободилась из объятий и робко на него взглянула. В ответ тот улыбнулся и нежно поцеловал женщину в губы.
Совершенно неожиданно для себя Нэнси стала целовать его сама, будто ничего более естественного на свете и быть не может. Обвив руками шею Филиппа, она сцепила пальцы. Вокруг замерли все ночные звуки прибрежных зарослей, а волны зашуршали еще нежнее.
Казалось, что своими поцелуями Нэнси стремится растопить всю горечь в сердце человека после гибели его жены и сына. Как только Нэнси вспомнила про них, ее пронзила боль и она прижала к себе голову Филиппа, чтобы хоть как-то облегчить и его и свои страдания.
Нэнси таяла под нежностью губ Филиппа. От его ответных поцелуев кружило голову. Его сильные руки медленно двигались по ее телу, и оно отзывчиво вторило этому ритму ласк.
Филипп что-то говорил, то ли по-французски, то ли по-испански. Нэнси не поняла, да и не хотела, охотно позволяя ласкать себя еще сильнее. Когда же его язык коснулся ее языка, она не выдержала этой сладостной муки и издала стон, преисполненный непреодолимого желания.
Волосы у Нэнси были распущены, падая ей на плечи и на глаза, и она ничего не видела, а лишь ощущала. Филипп поцеловал ее в шею, расстегнул молнию на платье и стал нежно касаться губами ее перламутровых плеч, а руки ласкали оголенную спину. Все это было лишь прелюдией более откровенных ласк.
Но этого делать нельзя! Нэнси все понимала, только ничего изменить не могла. Ее гнала в любовный омут какая-то дикая сила — она была в глазах Филиппа, в его губах, в восторженном шепоте, во взаимном желании утолить чувственный голод. А она не могла и не собиралась противостоять искушению и, хоть и не искала его, внутренне была к нему готова.
Ее голод длился долго, слишком долго! Казалось, никогда раньше любовные ласки не доставляли Нэнси такой радости… уже давно ничего подобного в ее жизни не было!
Она откинула голову, и из горла вырвался еще один счастливый стон. Тело нежно овевал теплый ветерок, словно и он тоже ласкал ее. Нэнси оказалась обнаженной — платье уже путалось у самых ступней. Как слепая, она скинула с себя туфли и прильнула к груди Филиппа, покрывая его страстными поцелуями. Она трепетала, отчаянно помогая ему снять пиджак, брюки…
Единственное, что Нэнси могла слышать, это их напряженное дыхание. Единственное, что она могла видеть, это прекрасное тело Филиппа, такое теплое и крепкое, такое гладкое и сильное. Единственное, что могла в этот момент чувствовать, было все возрастающее и в ней и в нем напряжение и непреодолимое сексуальное желание.
По страсти, темпераменту оба были равны во всех движениях тела, губ, рук. Вслепую бредя по теплому, податливому песку, они не переставали целовать друг друга, жажда соития переполняла их. Когда ноги коснулись мягкой травы, Нэнси почувствовала, что Филипп опускает ее на землю, и они упали, слившись в экстазе.
Губы любовника покрывали поцелуями каждый дюйм ее тела, выражая неудержимую страсть. Он целовал те места, которые так долго ждали ласки. Язык Филиппа нежно играл с твердыми сосками ее грудей, а сама Нэнси в изнеможении изогнулась как мостик.
