– Вижу, ты еще не вполне повзрослела, – сказала тетя, грустно глядя на свой стакан. – Но это не важно, неси сюда бутылку, и мы уютно посидим.
София не стала больше удивленно разевать рот, поскольку именно она первая откупорила бутылку. Она принесла бренди и, поставив его на стол, смотрела, как тетя доливает свой стакан до краев.
– Ну, давай, София, – сказала тетя, изрядно отхлебнув спиртного. – Расскажи мне что-нибудь о Лондоне.
– Ах да…
Но Софии ничего не приходило на ум. Она только и могла глазеть на непривычное зрелище: как ее тетя непринужденно осушает свой стакан.
Тетушка подняла на нее глаза, ее щеки уже порозовели.
– Что-то не так с бренди?
София глянула в свой все еще полный стакан.
– Ох!
Вспомнив о своих намерениях, она поднесла стакан к губам и залпом его осушила. Точнее, попыталась осушить. Ей удалось сделать всего два глотка, прежде чем она едва не задохнулась до смерти.
Она словно проглотила огонь, и он жег ее внутри от горла до самых кончиков пальцев на ногах. Она кашляла и хрипела, как умирающий старец, пока тетя стучала ее по спине и добродушно посмеивалась.
– Господи боже, София! Глядя, как ты приступила к делу, я решила, что ты подворовывала бренди у своего отца с раннего детства. А теперь получается, что я тебя совратила.
– Ерунда, тетя Агата, – громко просипела София, не забывая о том, что ее должен услышать и майор: – Я не отказываюсь от бренди каждый раз, когда предоставляется такая возможность.
– Конечно, не отказываешься, – весело расхохоталась пожилая тетушка. – Ну так пей, или, может, лучше пойдешь спать? Она бросила многозначительный взгляд на окно, за которым угасал закат.
– Уже довольно поздно.
София испуганно закусила губу, но потом успокоилась и улыбнулась.
– Вы меня не проведете, тетя. Вы хотите со мной расквитаться за то, что я пыталась отправить вас спать.
Тетя Агата подалась вперед.
– Не пытайся меня обмануть, моя дорогая.
Уверенным жестом тетушка вновь наполнила стакан своей племянницы.
– Теперь пей и выкладывай, что тебя беспокоит.
София смущенно замялась.
– Но меня ничто не беспокоит.
– угу, – ответила тетя, серьезно кивая. – Допивай свой бренди, а потом мы поговорим о том, почему ты уехала из Лондона, не дождавшись окончания сезона. И мы, возможно, не раз при этом вспомним майора, не так ли?
Она обратила на племянницу взгляд, полный понимания, не требующего объяснений.
– Однако…
– Ладно, ладно.
Тетя сунула стакан Софии в руку.
– Сначала выпей, а потом мы побеседуем.
Энтони проверял, заперта ли входная дверь, после чего собирался отправиться спать, когда услышал громкий женский смех, доносящийся из гостиной наверху. Куда-то подевались мягкие интонации голоса Софии, вместо них был слышен заливистый озорной хохот, словно она впервые в жизни позволила себе веселиться от души, ничем себя не сдерживая.
Эта мысль заставила его подняться по лестнице, медленно и беззвучно ступая, хотя он был уверен в том, что хозяйки ничего не услышали бы, даже если бы целый полк ломился во входную дверь.
– Позвольте мне оттоптать вам ноги и дохнуть алкогольным перегаром в ваше лицо.
Эти слова София произнесла низким, грубым голосом, и даже без визгливого хохота леди Агаты майор понял бы, что она изображает какого-то развязного денди.
– Что такое? – продолжала она. – Почему вы не падаете в обморок от той чести, которую я вам оказываю? Я ведь принадлежу к высшему свету этой страны. Вы что, не знали?
Энтони подошел к двери гостиной и осторожно ее приоткрыл. София стояла к нему спиной, но по тому, как высокомерно была поднята ее голова, он понял, что она смотрит сверху вниз на пустую бутылку из-под бренди. Несчастная посудина, очевидно, исполняла роль ее партнера по танцу.
От выпитого ее кожа раскраснелась, но это не мешало ей пародировать какого-то напыщенного лондонского щеголя. Она продолжала свой театрально наигранный танец, каждым шагом изображая чопорность. Ее уже немного отросшие волосы почти выбились из-под шпилек, поддерживающих ее прическу в порядке, и золотистые кудри высвобождались прямо у него на глазах.
София была прекрасна. Как можно было называть ее Снежной Королевой? Сейчас она была похожа на пламя, буквально источала жизнь и энергию, переступая по комнате в церемонном танце со своим партнером-бутылкой.
– Ах, вылитый Харрингтон! – воскликнула ее тетя, держась за бока из-за одолевающего ее хохота. – Боже мой, он уже был старым козлом, когда я еще была на выданье.
Пожилая леди крепко приложилась к своему стакану, после чего осоловело уставилась на свою племянницу.
– А что же майор? Он как танцует?
– Я ни разу не танцевала с майором, – последовал ответ Софии.
Затем, шагнув вперед, она понизила голос до пьяного шепота, который, впрочем, все равно наверняка было слышно в соседнем графстве.
– Но я точно знаю, как это могло быть.
– Неужели?
Тетушка сдвинулась на край своего стула от любопытства, и Энтони тоже невольно подался вперед, к двери, чтобы услышать ответ Софии.
– Боже мой, тетя, вы разве видели, чтобы майор хоть что-то делал бы не по стойке «смирно»? Думаю, он даже в бане стоит навытяжку.
– София! – воскликнула тетя, но ее возмущение было разоблачено довольным хохотом.
– Это правда, – продолжала София. – Вы можете его представить в танцевальном зале?
Поджав губы, тетя Агата задумчиво уставилась в свой стакан.
– Полагаю, что с его хромотой…
– Дело совсем не в его хромоте. Даже если бы с его ногой было все в порядке, он танцевал бы, как кочерга, маршируя, словно на плацу.
София тут же принялась это демонстрировать, топая ногами и сжимая перед собой бутылку в вытянутых руках.
– И горе той, которая будет шагать не в ногу, – добавила София. – Как же, это станет поводом для расстрела.
– Ах, София, ты несправедлива.
Оскорбленный пародией Софии, Энтони был рад слышать, что кто-то его защищает.
– Он лишь прогонит ее с позором в отставку!
София разразилась хохотом, а Энтони тихо выругался.
– Угадайте, какие слова он шептал бы на ухо несчастной девушке?
Леди Агата нетерпеливо подалась вперед, и в глазах ее искр лось потаенное веселье.
– Об армейской муштре?
– Точно!
София хлопнула в ладоши, продолжая вышагивать по комнате.
– А еще он говорил бы ей, что, танцуя с ним, она служит Англии.
Энтони с силой стиснул зубы, заливаясь жгучей краской смущения. Он говорил Софии об этом в свой первый приезд в Стаффордшир и еще раз на следующий день, когда делал ей предложение. Услышать свои собственные слова вот так… Он покачал головой. Нет, не может быть, чтобы он так напыщенно, заносчиво выразился, разве это возможно?
