Талбот смотрел в ее прекрасные темно-голубые глаза, полные слез, и не знал, что предпринять. С одной стороны, он чувствовал, что она нуждается в нем ничуть не меньше, чем он в ней, но и отрицать тот факт, что одно-единственное неосторожное прикосновение может повлечь за собой серьезные последствия, было бы глупо.
В конце концов, правильное решение пришло само собой, на уровне интуиции. Талбот нежно, как брат сестру, обнял ее. И тут Элизабет, совсем по-детски уткнувшись лицом в его теплую байковую рубашку, неожиданно расплакалась.
— Ну-ну, не надо плакать. Успокойся. Этот кошмар скоро закончится, обещаю… — умоляюще шептал он, поглаживая ее по голове, но слезы все катились и катились по ее щекам, а изящные плечи чуть вздрагивали от едва сдерживаемых рыданий.
— Прости. Прости, пожалуйста, — всхлипывала она. — Я не хочу… оно само… рвется наружу…
— Пустяки! Тебе не за что извиняться, — тихо отвечал он, крепко держа ее в своих объятьях, желая разделить с ней все сомнения, печали и тревоги.
Постепенно ее рыдания становились все тише и тише, вот, уже совсем успокоившись, она сделала шаг назад — и он послушно разжал руки:
— Ну как? Стало легче?
— Да, спасибо. Но мне все еще страшно…
— Я уже говорил тебе, что при одной мысли о том, что нам всем еще предстоит пережить, меня просто бросает в дрожь?
— В прошлый раз ты выразился лаконичнее, но, думаю, суть от этого не меняется… — заметила Элизабет и, бесконечно удивляясь собственной смелости, нежно погладила его по щеке. — Твоя неожиданная поддержка тронула меня до глубины души. Правда-правда! А у тебя есть кто-то, кому можно поплакаться в жилетку в такие минуты?
— Увы, нет, — вздохнул Талбот. — Но, может быть, ты… захочешь стать таким человеком?
И не дожидаясь ответа, он робко поцеловал ее в губы. Это было так нежно, так трогательно, что Элизабет томно застонала, мгновенно отрезав все пути к отступлению: так могла поступить только страстно влюбленная женщина!
Его поцелуй становился все более требовательным, и она охотно отвечала ему с отнюдь не меньшим пылом, умоляя его не останавливаться. Сильные, но ласковые руки Талбота поглаживали ее спину, опускаясь все ниже и ниже, пока наконец не проскользнули под легкий пуловер, где его пальцы с восторгом ощутили бархатную мягкость ее дивной кожи. Когда же он начал круговыми движениями ласкать ее грудь, Элизабет лишь еще теснее прижалась к нему, недвусмысленно демонстрируя всепоглощающее желание отдаться ему здесь и сейчас…
Даже сквозь плотную ткань бюстгальтера Талбот почувствовал, как набухли и напряглись ее соски. И, разумеется, совершенно потерял голову! Он жаждал овладеть ее телом прямо здесь, на холме, презрев все условности и неотвратимые печальные последствия их обоюдного безумия…
И вот когда они, дрожа всем телом в предвкушении долгожданного единения, уже лежали на траве, откуда-то издалека, из реального мира, донеслось бодрое ржание лошадей.
Талбот и Элизабет мгновенно пришли в себя, словно их с головой окунули в ведро с ледяной водой. Он торопливо вскочил на ноги и помог встать ей. Прекраснее женщины он еще не встречал: густые светло-русые волосы развеваются на ветру, чувственные губы чуть припухли от недавних поцелуев, а в бездонных глазах до сих пор не погасло пламя страсти…
Глубоко вздохнув, Талбот кое-как справился со своими эмоциями и, нервно проведя рукой по растрепанным волосам, поспешил прояснить один щекотливый вопрос:
— Бессмысленно отрицать очевидное. Мы только что убедились, что между нами существует поистине вулканическое сексуальное влечение. Каждую ночь я представляю себе, как мы с тобой занимаемся сексом! Но, прошу, не воспринимай мои слова как признание в любви или что-то подобное. Доверительные отношения с братом и, в первую очередь, его здоровье для меня важнее любой интрижки…
Элизабет молчала, но взгляд ее был красноречивее слов: боль, стыд, обида сменяли друг друга как в калейдоскопе. Но обстоятельства вынуждали его быть жестоким. Ради их же блага, в конце концов! По крайней мере, он очень на это надеялся…
— И поскольку, оставаясь наедине, мы оба теряем над собой контроль, после того как Ричарда прооперируют, нам лучше не встречаться, — закончил он, вскакивая в седло и пришпоривая коня. — Извини. Прощай…
Упругий ветер звонко свистел у него в ушах, без конца повторяя ее имя: Элизабет, Элизабет, Элизабет. Несмотря на многочисленные ссоры и конфликты, Талбот всегда искренне восхищался ее внешними данными и пусть и с некоторой неохотой признавал все неоспоримые достоинства ее характера. Поразительно, как быстро юная, милая, немного вздорная девушка превратилась в восхитительную женщину, в одночасье ставшую желанной, неотъемлемой частью его скучной размеренной жизни!
Заскочив домой, Талбот быстро принял душ и уехал в офис, где и провел остаток дня в полном одиночестве, без конца ругая себя за пылкость и невольное (а может, сознательное?) потворство их обоюдному безрассудству. Время пролетело незаметно. Наступившая ночь неожиданно напомнила ему печальную историю о пятилетней девочке — такой беспомощной, напуганной, по роковому стечению обстоятельств лишившейся сразу и дома, и любящих родителей. Сердце его тоскливо сжалось от боли и сострадания, а губы — увы, напрасно — звали ее: Элизабет, Элизабет, Элизабет…
Прекрасно понимая, что от проблем надолго не спрячешься (даже за самыми надежными дверями), и для того чтобы они наконец перестали его преследовать, их придется как-то решать, Талбот попрощался с охраной и вышел на улицу. Его автомобиль в одиночестве стоял на том же месте, что и десять часов назад. Искренне посочувствовав верному «стальному другу», чье существование было, по большому счету, столь же безрадостным, как и личная жизнь его владельца, он сел в машину.
Опустив стекло и сделав радио погромче, чтобы энергичные бодрящие звуки рок-н-ролла заглушали все мысли о той единственной, с кем он хочет, но, увы, не может быть рядом, Талбот пристегнулся и завел мотор. Дорога домой заняла рекордно мало времени, так как в столь поздний час на улицах Монингвью было тихо и немноголюдно. Остановив машину у крыльца, он сразу обратил внимание, что в гостиной до сих пор горит свет. Терзаемый необъяснимым предчувствием, он поднялся по ступенькам и, на удивление бесшумно открыв дверь своим ключом, проскользнул внутрь.
В темном холле раздавались приглушенные голоса Элизабет и Ричарда. Талбот хотел было пройти мимо и подняться к себе, как он поступал всю неделю, но что-то его удерживало. А разговор тем временем продолжался. Слов, конечно, он не разбирал, но интонация была весьма интригующая… После непродолжительной борьбы любопытство неожиданно одержало верх над разумом, настойчиво советуя ему немедленно выяснить, что происходит в гостиной. Неслышно ступая по паркету, он подошел ближе и, осторожно заглянув в комнату через узкую щель между дверью и косяком, долго не мог поверить своим глазам: Ричард и Элизабет стояли обнявшись и завороженно (по крайней мере, так ему показалось) смотрели друг на друга! Вот он нежно погладил ее по щеке, а она улыбнулась ему в ответ…
