Пылая изнутри, плохо соображая, она оставила Майка в слабо освещенной комнате и вышла, не оглядываясь.
– Ты должна забросить крючок и тащить его на себя, – заявила мать Норе.
Она бросила на дочь быстрый взгляд, а потом опустила глаза на вязание, лежавшее на коленях.
– Вот именно, – вставила Фрэнни и утерла подбородок своему ребенку.
– Честное слово, Нора, – вступила в разговор Дженни, подняв на плечо дочку. Та немедленно отрыгнула. – И как ты ухитрилась дожить до таких лет и ничему не научиться?
Нора переводила взгляд с одного лица на другое. Роза, ее мама, сидела в плетеном кресле, и солнечный свет лился через ее плечо на ткань, свисавшую с колен на пол. Фрэнни и Дженни были полностью поглощены своими детьми, но при этом умудрялись давать Норе советы, которых, по их убеждению, ей недостает.
Дом, в котором Нора выросла, не слишком изменился за прошедшие годы. Ну, появилась новая мебель, поменялись ковры. Чувствуется отсутствие отца – даже через пять лет после его ухода. Но, в сущности, это был тот же старый, добрый викторианский дом. Нора приезжала сюда раз в две недели, желая того или нет, чтобы помучиться за обязательным обедом.
Последние полчаса в доме обсуждался самый животрепещущий вопрос: отношения Норы – или отсутствие таковых – с Майком Феллоном. Понятно, весь этот заштатный город только и толкует, что о ней и Майке. А что, собственно, в этом удивительного? В Тесоро событий мало, так что новая пища для сплетен – уже пиршество. Нечего удивляться, если люди обращают особое внимание на то, сколько времени Нора проводит с Майком на протяжении вот уже нескольких недель.
– Кто сказал, что я должна играть в эти игрушки? – внезапно спросила Нора, не обращаясь ни к кому в особенности.
Все три женщины подавили смешок.
Нора скрипнула зубами.
– Игрушки – это для детей. Мужчина и женщина должны вести себя честно по отношению друг к другу.
– Ах, вот как рассуждает наша нетронутая сестра, – проговорила Фрэнни.
– Мудрость богини-девственницы, – подхватила Дженни.
Нора сжала зубы, но не успела придумать достойного ответа, так как в разговор вновь вступила мать, женщина с седеющими светлыми волосами:
– Девочки, перестаньте. Нора, пойми, милая: что хорошо для одних, не всегда хорошо для других. – Роза отложила серебряный крючок и улыбнулась. – Ты всю жизнь была кристально честной, и не стоит сейчас менять свою натуру.
– Спасибо, мама.
Нора бросила на сестер многозначительный взгляд.
– Но при всем том, – продолжала Роза, – честность – не всегда лучшая линия поведения, когда речь идет о мужчинах.
– Аминь, – буркнула Фрэнни.
Мать проигнорировала ее реплику, она обращалась только к Норе:
– Не обращай внимания, Нора. Я вот что хочу сказать: это будет непросто, но, если тебе нужен Майк, тебе придется разработать свою стратегию. – Она наклонилась вперед, уперлась локтями в колени и с улыбкой посмотрела на старшую дочь. – Я знаю тебя – если ты любишь, то любишь самозабвенно и глубоко. И если это любовь, то поборись за нее, детка, ищи свой путь, действуй так, как лучше для тебя.
Нора встретила ласковый взгляд матери, и в глазах у нее защипало. Как замечательно, подумала она, когда есть дом, где тебя так хорошо знают, место, которое остается твоим, несмотря ни на что, и где тебя понимают.
– Правда, Нора, тебе нужно решиться и его убедить в том, что ему это тоже нужно.
Дженни улыбалась ей из дальнего угла.
Легко сказать, подумала Нора.
– Смотрите, смотрите! – вдруг закричала Фрэнни.
Она указывала на своего сына, который поднялся на ноги и сжал в кулачках края покрывала на диване. Женщины затаили дыхание: одиннадцатимесячный Джейк сделал свои первые в жизни шаги.
Наконец он плюхнулся на пол, и счастливая мать, подхватив его, громко поздравила с достижением. Нора сидела на полу, глядя, как мать и сестры поздравляют мальчика, и на глаза ей навернулись слезы. Вал неодолимой любви поглотил ее, и она задохнулась.
Семья.
Вот что важно.
Вот чего она хочет больше всего на свете.
И теперь ей ясно, что делать, чтобы обрести ее.
Жизнь возвращается в нормальное русло.
Во всяком случае, так Майк все время говорил себе. Почти два дня он не видел Нору, с тех самых пор, как она зажгла огонь у него в крови и убежала, оставив его поджариваться в одиночестве.
Вот и отлично: Нора, по всей видимости, смирилась с тем, что происшедшее между ними не будет иметь продолжения.
– Привет, босс!
Майк вскинул голову, прищурился от яркого послеполуденного солнца и увидел приближавшегося Рика.
– Что такое?
Большим пальцем Рик указал за спину, на свой дом.
– Собираешься в город? И сразу вернешься?
– Да, я на полчаса, не больше.
– Отлично. Не прихватишь там тако[1] для Донны?
Майк незаметно улыбнулся.
– Мне казалось, она требовала мороженого.
– Да, на той неделе, – вздохнул Рик, – а теперь ей подавай тако.
– Ну конечно, куплю.
– Спасибо. – Рик уже направлялся к стойлу. – Я твой должник.
– Да о чем ты говоришь...
Майку вдруг вспомнилось во всех подробностях, что такое беременная жена. Разумеется, Викки была недовольна всем, долгих девять месяцев она только жаловалась. Ей не нравились происходившие в ней перемены, не нравился ребенок, а больше всего ей не нравился Майк, который был причиной всего этого.
Но все долгие муки периода беременности были вознаграждены, когда акушерка передала Майку его новорожденную дочь. Майк все еще видел ту Эмили – крохотную, красную, заходящуюся в крике. То мгновение навсегда осталось у него в памяти как чудо.
Всю жизнь ему хотелось иметь трех или четырех детей. Он улыбнулся при мысли о том, как преобразилось бы ранчо, если бы его наполнили детский визг и смех. Но улыбка тут же пропала, когда он напомнил себе, что Эмили – его первый и единственный ребенок. Жаль, конечно, но в этом он может признаться только себе: ему не хотелось бы прожить жизнь бобылем, ему нужна жена, большая семья, но он сам бесповоротно разрушил свою жизнь. Он сделал свой выбор и проиграл, и теперь не ему искать счастья. Он не допустит, чтобы Эмили привязалась к кому бы то ни было, чтобы в итоге быть вновь брошенной. Его дочь – вот его главная забота. Настал черед Эмили, и он сделает все, что в его силах, чтобы его ребенок был счастлив.
Нора разработала план и провела солидную подготовку. Вытащив Дженни и Фрэнни в поход по магазинам, она приобрела белье до такой степени сексуальное, что оно могло бы прожечь дно ее сумки. Сделав прическу и маникюр, она ощутила себя холеной, неотразимой и... готовой к бою.
