Большую часть пути в машине царила тишина. Наконец Дэвид попытался нарушить ее, включив радио. Песни о несчастной любви, составлявшие основу репертуара самой мощной радиостанции, которую ему удалось отыскать по радио в пикапе, не улучшили Кире настроения.
Умирая от голода после почти нетронутого жалкого ужина накануне вечером, они остановились ненадолго, чтобы выпить кофе и перекусить блинчиками в маленьком кафе на стоянке грузовиков в Туба-Сити. Пока они сидели друг против друга, лишь изредка перебрасываясь отдельными фразами, навахские соплеменники Дэвида с интересом их разглядывали.
Перекусив, Дэвид и Кира снова тронулись в путь. Вскоре они уже подъезжали к торговому посту у Серой горы.
— Вот, кажется, и все… — произнес Дэвид, когда она взяла свою сумку, собираясь выйти из пикапа. — Увидимся в суде.
Она кивнула:
— Пока.
Он подождал ровно столько, сколько ей потребовалось, чтобы завести «чероки», прежде чем развернуться, разбрасывая гравий, и отправиться в путь. С тяжелым сердцем Кира размышляла, мог ли у него появиться новый свидетель, о котором он не хотел ей рассказывать. Если и так, то благодаря положению о свидетельских показаниях они с отцом скоро об этом узнают.
Между тем после разговора с мальчишками, которых им удалось допросить накануне, она почти не сомневалась, что Ред Майнер арестовал не того человека. В отличие от своего брата Ленарда, Пол Наминга не был алкоголиком или умственно отсталым. Несмотря на отсутствие доказательств, его рассказ был четким и правдоподобным. Теперь, благодаря дополнительному свидетельству, которое у них появилось, он подтвердился.
Радуясь тому, что для Пола, Джули и их малыша в конце туннеля наконец забрезжил свет, она, однако, знала, что фельдшера пока не отпустили домой. Еще предстоит найти настоящего убийцу. Это должен сделать Дэвид.
После их разговора в мотеле, загнавшего последний гвоздь в надгробие ее любви, она и адвокат-полукровка никогда не смогут играть в одной команде, ни в каком смысле слова. Чтобы осознать это, заставить себя поверить и смотреть в будущее без него с высоко поднятой головой, после того как она вновь попробовала его поцелуи, потребуется самое большое усилие воли, какое ей когда-либо приходилось употребить.
Она подъезжала к повороту на ранчо Дэвида у северной окраины города, когда вдруг с абсолютной внутренней уверенностью поняла, куда он отправился. Это загадочное «дело», которое вдруг срочно потребовало его внимания, было визитом к его семидесятитрехлетней бабушке, Мэри Много Лошадей, в ее хоган на 64-й дороге, неподалеку от каньона Литл-Колорадо. Свернув к востоку на 64-ю дорогу в нескольких милях от Серой горы, он направил свой пикап к ее жилищу.
Хотя накануне вечером Кира приняла душ, на ней все еще была вчерашняя одежда. Надо бы вымыть голову. Здравый смысл подсказывал ей: если уж она настолько глупа, чтобы повернуть назад и ехать за ним, то сначала нужно хотя бы заехать домой переодеться. Глядишь, ее непрактичная донкихотская идея развеется, прежде чем она успеет ее реализовать.
Но времени не было. Она должна ехать, пока еще не поздно, не питая ни малейшей надежды на то, что Дэвид расскажет ей правду, даже если она попросит об этом. Если она не сделает этого, то будет жалеть до самого смертного часа.
В тот самый момент Дэвид сворачивал с шоссе на проселочную дорогу, ведущую к обветшалому жилищу его бабушки.
Словно зная о его приезде заранее, та стояла у входа, поджидая, когда он подъедет. Худощавая женщина с длинными седыми косами, достававшими ей почти до пояса, была одета в свое любимое национальное платье.
Остановив пикап в нескольких метрах, чтобы старушке не пришлось дышать поднятой им пылью, Дэвид заглушил двигатель и вышел.
— Бабушка, — сказал он просто, позволив боли отразиться на лице.
Его не удивило, что она догадалась о ее причине. И то, что он ощутил ее любящее сочувствие еще прежде, чем они прикоснулись друг к другу.
— Опять Кира? — спросила она. — Я слышала, она вернулась во Флагстафф.
Дэвид утвердительно кивнул.
— Она развелась. Но я ей не нужен. Я не знаю, что делать.
— Проходи, — мягко сказала Мэри, кладя морщинистую руку на его мускулистое предплечье.
Сев на одеяло, такое старое, что цвета его поблекли и сливались с земляным полом хогана, Дэвид поделился с ней самым сокровенным. Он должен защищать в суде достойного человека. Однако до сих пор ему не удалось обнаружить истинного убийцу. Или представить достаточные доказательства, чтобы добиться оправдания этого человека.
Одновременно вернулась Кира, которая все еще сердита на него. Судя по всему, она ждет от него других извинений, кроме тех, что он уже принес ей за то, что оставил ее, не попрощавшись, тем далеким осенним утром. Но она отказывается что-либо объяснить. По какой-то непонятной причине он первым должен заговорить об этом неизвестном ему грехе.
— Я не имею представления, чего она хочет, — признался он. — Все, что я сделал, — это оставил ее, не объяснив почему, зная, как ей будет больно. Это был плохой поступок. Бессердечный. Трусливый. И бесчувственный. Я дорого за него заплатил, во сто крат дороже. Я не знаю, чем еще мог ее оскорбить.
Несколько минут Мэри Много Лошадей хранила молчание, обдумывая то, что он рассказал.
— Почему ты не поговорил об этом с прадедушкой Генри? — спросила она наконец.
Ее вопрос задел еще одну терзавшую его рану.
— Сила, которую он мне передал, ослабла, — произнес Дэвид. — Сколько я ни пытался использовать ее, она ускользает, как вода сквозь пальцы.
В хогане вновь воцарилась тишина. Мэри прикрыла глаза, нараспев произнесла молитву на языке навахо.
— Тебе нужно совершить духовное паломничество в ущелье, поговорить с ним, — решила она в конце концов. — Иногда его можно там застать, в лагере под тополями, где мы жили раньше. Когда будешь его искать, пусть тебя ведет необходимость быть с Кирой. Ты не сможешь с полной отдачей работать, пока не разберешься с этим.
С признательностью пожав бабушке руки, Дэвид поблагодарил ее и вышел из хогана. Спустя минуту он уже несся в своем пикапе с максимальной скоростью, на которую мог отважиться, по неровной, едва различимой проселочной дороге, ведущей к краю каньона.
А Кира была уже совсем рядом, поскольку он надолго задержался у бабушки. Волнуясь, что не сможет отличить хоган Мэри от очень похожих домишек, она наконец с радостью увидела стенд с грубоватыми самодельными украшениями и свернула к нему.
Как и перед приездом Дэвида, Мэри стояла у входной двери, будто дожидаясь ее.
