— Он же болен, серьезно болен, — пробормотала Трейси, но Кендал услышал ее и восхищенно присвистнул.
— У меня жареная свинина и домашний яблочный пирог для вас, — сказала Элси из дверей. — И салат, приготовленный мисс Трейси Тейт.
— А мы готовы, — сказал Мэтт, поднимаясь со стула. — Ты сама приготовила салат, Трейси?
— Ну и что? Ведь все знают, что вершки морковки должны быть такой же длины, как ладонь. Вот тогда она доделана?
— Доделана?
— Забудь это, Мэтт. Это огородный жаргон.
— Ну, вот, — сказала Элси, когда все уселись за стол, и она поставила тарелку Кендала перед ним. — Все в порядке? Позовите меня, если буду нужна. Мэтью, у тебя бинт. Что случилось?
— Ничего. Просто Винди отрабатывал свою технику врачевания на мне.
— Дай-ка я посмотрю, — решительно сказала Элси.
— Я голоден! — запротестовал Мэтт.
— Давай руку!
— Сдавайся, сынок, — со смехом сказал Кендал. — Ты уже должен был давно понять, что с Элси спорить бесполезно.
— Человек может умереть от голода, — заворчал Мэтт, расстегивая запонки на манжете.
«Мой Бог», — прошептала Трейси, когда Элси задрала рукав рубашки Мэтта.
Повязка была шириной в шесть дюймов, и свежая кровь проступала через несколько слоев марли. Элси крепко нажала на это место пальцами, и Мэтт буквально взвился в кресле.
— Черт возьми, ты делаешь мне больно! — закричал он.
— Рана плохая, — задумчиво сказала Элси.
— Она не болела, пока ты не стала нажимать на нее, — все еще ворчал Мэтт, убирая руку и застегивая запонку.
— После обеда, на кухне, я получше осмотрю твою рану, Мэтт, — сказала Элси, выходя из комнаты.
— Папа, женись на этой женщине, чтобы держать ее под контролем, — взмолился Мэтт.
— Не могу, — сказал Кендал, — Я сам знаю, когда встречу свою половину. Дай ей осмотреть свою рану, и она успокоится.
— Маленькая рана! — закричала Трейси. — Да она же огромная! Неужели вы не видите эту кровь? Это ужасно. Мэтт, ты должен показаться доктору или…
— Мэтт, женись на этой женщине, чтобы держать ее под контролем, — с ехидцей сказал Кендал.
Оба раскатисто захохотали, а Трейси стала пунцовой и, чтобы ничего не говорить, засунула целую ложку картошки в рот.
Мэтт, как обычно, ввел отца в курс дела о событиях на ранчо, потом они вернулись в гостиную, чтобы выпить кофе. Когда Мэтт сел в кресло, он посмотрел на руку и увидел, что кровь проступает даже через рубашку.
— Черт, — сказал он. — Я только что купил эту рубашку. Теперь она запачкана кровью, и ее трудно будет отстирать.
— Подложи свой носовой платок, — невозмутимо сказал Кендал.
— Но… — опять начала Трейси, но не закончила мысль и только отчаянно махнула рукой.
Мэтт сделал так, как велел отец, и продолжал наслаждаться бренди. Трейси вся эта сцена показалась странной. Человек истекал кровью, его беспокоила боль, а он сидел и переживал по поводу испачканной рубашки. Что бы здесь случилось, если бы кто-нибудь поранил или сломал ногу? Может быть, они отметили бы это событие карандашом на календаре, чтобы вернуться к нему, когда им позволит свободное время?
Конечно же, это не было просто представлением, которое Мэтт устроил в ее честь. Кендалу надоело говорить о ране сыну, да и самому пострадавшему тоже. Кендал просто констатировал факт, который имел место, и в его голосе не звучало ни заботы, ни волнения.
Это было невероятно! Физические затраты, которые требовались на ранчо, были выше ее понимания. Читатели журнала никогда не поверят, что существует такая жизнь. Она и сама с трудом могла представить это, а теперь была свидетельницей и участницей этой жизни.
Как может жена фермера привыкнуть к тому, что муж изнуряет себя непосильной работой? Неужели она сидит рядом и просто ждет, когда он сунется лицом в землю? Почему никто не топнет ногой и не потребует прекратить это безумие? А что бы делала при таких обстоятельствах она, Трейси Тейт, рожденная и выросшая в городе? Она не думала об этом, но одно она знала точно: если бы из раны Мэтта начала капать кровь и образовала на полу лужу, она сама потащила бы его в больницу.
В дверном проеме возникла Элси.
— Мэтью Кендал Рамсей, я жду тебя на кухне.
— Спасибо тебе, Господи, — сказала Трейси, вскакивая на ноги, — вот и дождались. Вставай Мэтт, тебя зовет хозяйка.
— Боже, спаси меня от доморощенной Флоренс Найтингейл[3], — пробормотал Мэтт.
— Желаю всем спокойной ночи, — сказал Кендал. — Через несколько минут за мной приедет Лестер.
— Спокойной ночи, отец, — сказал Мэтт, медленно вставая на ноги. — Ну почему, скажи, не я отвожу тебя спать, тогда бы…
— Мэтью, — позвала его Элси.
— Спокойной ночи, мистер Рамсей, — сказала Трейси. — Мэтт?
— Я иду.
Элси была готова. Один конец кухонного стола был накрыт полотенцем, на котором в образцовом порядке были разложены бинты, лекарства и разные медицинские инструменты. Мэтт плюхнулся на стул с мрачным выражением лица, поставил локти на стол и от негодования громко вздохнул. Элси принесла таз с теплой водой, расстегнула запонки на рубашке и закатала рукав.
Когда Элси разрезала бинт, Трейси всплеснула руками при виде длинной рваной раны, открывшейся взору. Она быстро взглянула на Мэтта, но он взирал на рану со скучающим выражением лица, как будто и не его рану собирались обрабатывать.
Элси заохала:
— Кто-то хорошо отделал тебя. На руке будет шрам, это точно.
— Вот черт, — сказал Мэтт. — Испортить такое совершенное тело.
— А ты не можешь быть посерьезнее? — закричала Трейси, вызвав крайнее изумление у Мэтта. — Неужели тебе не хватает ума, чтобы определить, когда рана достаточно серьезная, черт бы тебя побрал.
— Трейси, Трейси, — покачал Мэтт головой. — Разве я тебя не предупреждал, чтобы ты не обзывалась? Кодекс ковбоя гласит…
— Меня ни грамма не волнует твой чертов кодекс ковбоя. Я хочу, чтобы рану обработали и забинтовали прямо сейчас! Самое большее, что ты можешь сделать, это немножко постонать или… черт… — из глаз Трейси потекли внезапные слезы.
— Эй, эй, — нежно сказал Мэтт, подхватывая Трейси и сажая ее на колени. — Ты расстроена чем-то. Тебе не следует на все это смотреть.
— Я напишу об этом в статье, — Трейси шмыгнула носом.
— Моя рана попадет на первую полосу детройтского журнала, — Мэтт смеялся.
— Заткнись, — сказала она, вызвав у Мэтта новый приступ веселья.
Тепло его тела, проникающее через ткань брюк на бедрах, распространялось по всему телу подобно стихийному пожару в джунглях. Ей нужно убираться подобру-поздорову, она знала это. Она так и сделает, но позже.
