День ото дня Кэрри чувствовала все большую напряженность, ей казалось, теперь она исходит даже от Люка. Он походил на человека, который разрывается надвое. Но когда они оказывались в постели, Люк становился прежним. Он горел от страсти, он зажигал Кэрри, и если у Кэрри и были какие-то сомнения, правильно ли она поступила, приехав в Америку, то они испарялись.
В ту ночь она приснилась себе обнаженной. Это был странный сон: будто она, совершенно нагая, заглядывает в окно своего дома и видит, что все вещи вынесены, стены ободраны, все готово к ремонту. Она слышит чей-то голос, который советует ей:
— Выброси из себя все, что накопилось. Ты избавишься от этого навсегда. Ты обновишься, как обновится твой дом. В нем будут белые стены, сверкающие чистотой окна, в нем будет жить радость.
Кэрри открыла глаза и посмотрела на часы. Воскресное утро, в одиннадцать начнется служба. Кэрри неслась по улицам стремительно, будто за ней гналась банда негодяев, она боялась опоздать.
Служба уже началась, церковный дворик был пуст, под тихим ветерком шевелились кусты, подстриженные, как теперь знала Кэрри, Люком. Кэрри вошла в церковь, когда пастор Мэттью уже вещал с кафедры своим хорошо поставленным голосом:
— В этой священной книге — разум Бога, величие человека, осуждение нераскаявшихся и вечное счастье верующих во Христа. Ее учения святы, ее заповеди обязательны, ее истории правдивы, ее решения непреложны. Читайте ее, чтобы быть мудрыми, верьте ей, чтобы быть в безопасности, применяйте ее, чтобы быть святыми. В ней — свет, который вас направит, пища, которая вас поддержит. Она — залог веры христианина. Иисус — ее тема, наше благо — ее замысел, а слава Бога — ее венец.
Его голос обволакивал, стекал как патока, прихожане смотрели на пастора не отрываясь и походили на детей, которых кормят с ложечки.
Взгляд Кэрри скользил по лицам собравшихся, кое-кого она уже знала, потому что Люк просил ее помочь женщинам из материнского центра сортировать теплые вещи для малоимущих, собранные прихожанками. Кто мог ей звонить? Кэрри по-прежнему затруднялась сказать точно, чей был голос, мужчины или женщины.
После речи пастора прихожане могли задавать вопросы, высказываться, и Кэрри ждала момента. Наконец ее миг наступил. Она вышла в проход и под изумленными взорами прихожан вдруг почувствовала себя той маленькой девочкой, которая испугалась пастора, колотившего по кафедре кулаком, и призналась в этом публично, чем потрясла всех собравшихся.
Кажется, ей уготовано тот опыт повторить. Кэрри знала, что поступает не по чину, но ей было все равно.
— Святой отец, — обратилась она к Мэттью, сделав ударение на слове «отец», давая ему тем самым понять, что видит в нем не столько служителя Святого Престола, сколько отца Мэрион.
В церкви воцарилась такая тишина, что было слышно чириканье воробьев за толстыми стенами. Кэрри чувствовала на себе десятки пар глаз, а взгляд Люка ее просто обжигал. Она понимала, что внутри него бушует пожар, который сейчас, в эти минуты, сжигает его карьеру, его прошлую жизнь. Она старалась не смотреть на Люка.
— Святой отец, — повторила Кэрри, — я хочу спросить вас, изучившего все тонкости Библии, того, кто обучает других людей понимать ее. Что означают фразы: «Сатана и ангелы способны изменить свою внешность», «Мир превратится в огненное море», «Некоторые следуют за долларом, а не за Иисусом»? Откуда взяты эти фразы? Просветите меня.
Неожиданно для себя Кэрри взглянула на Люка и поразилась: его глаза смеялись. Так что же, внутри него нет никакого всепожирающего пламени?
Ни один мускул на лице Мэттью не дрогнул, пастор величественно кивнул и произнес:
— Дочь моя, мне неведомо, откуда вами почерпнуты эти строки…
— Позвольте мне объяснить вам, — довольно неучтиво перебила его Кэрри. — Эти строки и множество других мне зачитывают ваши прихожане по телефону. Я благодарна им за стремление образовать меня, чтобы полюбить Его. Но знаете ли, никакая любовь не снисходит сама собой. Даже любовь мужчины и женщины требует большого труда.
— Мне неведомо, кто вкладывает в ваши уши эти строки…
— Нечистая сила! Сатана! — загудели прихожане. — Они вкладывают ей в уши…
Мэттью поднял руку, успокаивая собравшихся, а Кэрри больше не могла сдерживаться, ее прорвало. Все напряжение последних дней выплеснулось наружу.
— Не сомневаюсь, кто-то хочет, чтобы я поскорее убралась отсюда. Чтобы ваша дочь Мэрион устроила свою жизнь. Я не хочу знать, кто таким образом пытается защитить ее, но вот что я вам скажу. Слушайте внимательно: я люблю Люка, помощника пастора, и, если я во что-то верю, так это в то, что все браки заключаются на небесах. Стало быть, мне не о чем волноваться. Поэтому советую не волноваться и тем, кто не спит ночами, выживая меня из города. Да, я уезжаю, но не потому, что я испугалась ваших детских страшилок.
В полной тишине Кэрри прошествовала к выходу из церкви.
Она хватала ртом свежий воздух, который заполнил все легкие, омыл Кэрри изнутри и снаружи. Ей стало ужасно легко. Не оглядываясь, она покинула церковный двор, остановила такси и велела водителю:
— В аэропорт.
Вещи свои Кэрри распорядилась отвезти туда утром.
А теперь самолет уносил ее в Британию, он набрал высоту, и стюардесса принесла французское вино в маленьких бутылочках. Кэрри выбрала белое, шардонэ.
Кэрри налила в бокал немного вина и почувствовала, как ее настроение подобно самолету начинает набирать высоту. Она даже похвалила себя за мудрость, которую могла бы и не проявить. Ведь тогда у нее не было бы возможности сесть в самолет и улететь — Люк предлагал ей пожениться сразу же, но Кэрри решила повременить.
— Знаешь, Люк, давай подождем. Нас никто не торопит, правда? Впереди у нас целая жизнь. Разве нет?
— Но я все равно на тебе женюсь, — сказал он и поцеловал ее в кончик носа.
Кэрри засмеялась.
— Это не самая эрогенная зона.
— Хочешь, найду самую?
— Хочу… — прошептала она, и Люк начал расстегивать ее джинсы.
— Ты все равно выйдешь за меня замуж, — бормотал он, сражаясь с кружевными трусиками. Тонкие полоски сопротивлялись, и он просто отодвинул их в сторону. — Кажется, я нашел то самое местечко. Что скажешь на это?
— Ох, Люк, я все равно выйду за тебя замуж.
— Не сомневаюсь…
Ночь за окном арендованной Кэрри квартиры была темной, тикали часы на стене, Кэрри едва дышала, отчаянно пытаясь сдержаться и не закричать, когда пальцы Люка нырнули между ног и утонули во влажной теплой норке.
— Люк… о, Люк…
Кэрри выгнулась ему навстречу, а он рывком стащил с нее джинсы, и Кэрри подрыгала ногами, сбрасывая их на пол. Его рука в один миг лишила ее кружевных трусиков, а другая задрала белую блузку, и Люк увидел нацеленные на него острые пики сосков.
