его груди — она крепко спала.
Уже целая вечность прошла с тех пор, как в объятиях его лежала нагая девушка. С приходом Кэтрин в его жизнь вошло нечто новое и одновременно такое знакомое. Старое, как мир. Изведанное, но, казалось бы, забытое навсегда.
В последние несколько дней он много фантазировал о том, как стал бы заниматься с ней любовью. Он знал, что она не хочет его. Да и почему должна хотеть? В ее глазах он был просто человеком с гор, почти животным. И все же он чувствовал, что между ними завязалась какая-то нить, которая с каждым днем становилась все крепче.
Она сказала, чтобы он не целовал ее. Но вела себя совсем не так, будто не желала этого. Конечно, она боялась его, противилась тому, что он мог сделать. Эта мысль опечалила его — он хотел оставаться добрым с ней даже тогда, когда она его ужасно сердила.
После их последнего ужина Брук наконец понял, что ему было нужно. Ему нужна была она.
Он погрузил лицо в водопад ее волос, вдыхая женский запах, чувствуя, как, несмотря на усталость, в нем поднимается возбуждение. В его руках она была такой покорной, такой уязвимой. Вопрос был только в том, как поведет она себя, проснувшись и восстановив силы. Что сделает, когда поймет, что они снова одни, в его пещере?
Что разбудило Кэтрин? Потрескивание ли дров в очаге, или сопение Брука? Проснувшись, девушка обнаружила, что голова ее покоится у него на груди, нога обвивает его бедра, а грудь прижата к его мощному торсу.
Во сне все это было для нее естественно и удобно. Но наяву… По мере возвращения к реальности то, что сейчас происходило с ней, казалось ей все более ужасным. Боже, она в постели с Бруком, и к тому же совершенно голая!
Кэтрин попыталась вспомнить, что же такое произошло. Но сумела воскресить в памяти только те моменты, когда он раздевал ее.
Их нагота и то, что за ней подразумевалось, одновременно и пугала, и будоражила ее.
Они оказались в постели, поддавшись инстинкту самосохранения. В тот момент они просто не могли поступить иначе. Но теперь, когда они были уже вне опасности, неизбежно возникали все те же вопросы, что и раньше.
Брук — такой грубый, физически сильный человек — все так же представлял для нее сексуальную угрозу. Однако то, через что им довелось пройти вместе, смягчило — просто не могло не смягчить — сердце Кэтрин.
Следует ли ей поддаться своему инстинкту?
В подобных делах она привыкла больше доверять своему рассудку, нежели сердцу. И все же лежать вот так, рядом с Бруком, было невыразимо приятно! Словно она наконец дала волю долго подавляемому желанию. Да и вообще ей нравился Брук Сэвидж. По иронии судьбы, он оказался самым нежным и любящим мужчиной, какого она когда-либо знала. Этаким необузданным великаном с мягким сердцем.
За окном бушевала вьюга, и она еще крепче прижалась к нему, наслаждаясь теплом его большого тела. Каким же коротким бывает расстояние между жизнью и смертью! Если бы не Брук, лежать бы ей бездыханной, заметаемой снегом.
Ее лицо саднило от долгого пребывания на морозе. Тело было покрыто синяками и царапинами. А пальцы ног и рук все еще не обрели былой чувствительности. И все же она была жива и чувствовала себя еще более живой, чем раньше.
Кэтрин представила себе, как занимается с Бруком любовью, как уступает силе его страсти. И от этих мыслей в теле ее, несмотря на все ушибы, возникло томительное покалывание.
Должно быть, скоро утро, рассудила девушка. Огонь в очаге еще горел. Конечно же, Брук не мог не подкинуть в него ночью дров. Она немного понаблюдала за тем, как пляшут на его обросшем лице отблески огня. Какая чистая у него линия лба, какие чувственные губы!
Кэтрин дотянулась и дотронулась до его подбородка. У себя на ранчо, да и в университетской среде она видела много бородатых лиц, так что для нее борода была вовсе не новостью, и все же у Брука она выглядела как-то по-другому.
У него была замечательно широкая грудь, и сейчас она была рядом, обдавая ее жаром. Девушка осторожно положила на нее ладонь. Ей не хотелось его будить, но так не терпелось почувствовать под своей рукой его волнующую плоть! Она не помнила, приходилось ли ей когда-либо быть в таком восхищении от мужского тела. Наверное, нет.
Как хорошо, что он спит! Тем самым он дает ей отсрочку, которой у нее не было бы в случае его бодрствования. Томление в ее теле усилилось. Никогда раньше желание ее не было столь непреодолимым.
Не в силах противиться ему, она нагнулась и поцеловала его плечо, — запустив пальцы в гущу волос на груди. И закинула ногу на его ногу, почувствовав при этом тепло его кожи. Брук был прямо как печка — теплый и манящий. Ей захотелось взобраться на него, прижаться к нему сверху.
Кэтрин еле устояла перед желанием дотронуться до его естества. Она понимала, что ведет себя столь безотчетно только потому, что он спит. Ей надо вести себя осторожно, чтобы не разбудить его. И все же ее желание было столь непреодолимым, что ей почти хотелось, чтоб он узнал о нем.
Она поцеловала его руку, и он тихонечко простонал во сне. Храбрость тотчас покинула девушку. Не надо, чтобы Брук видел ее раздетой. С колотящимся сердцем она стала приподнимать одеяло, чтобы до его пробуждения накинуть на себя какую-нибудь одежду. И в этот момент его глаза раскрылись.
— Так ты уже проснулась, — сказал он.
Кэтрин натянула одеяло на грудь.
— Да.
— Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо. А ты как?
Брук улыбнулся.
— Намного лучше, чем вчера вечером.
— Мы же вчера чуть не погибли, ведь так?
Он нежно взял ее за подбородок.
— Да, пожалуй, что так.
— Это все я виновата. Ты меня за это ненавидишь?
— Нет, наоборот.
Его доброта все же была поистине безгранична! Кэтрин видела по его глазам, что он наконец начал понимать, что с ней происходит.
— Какая же ты красивая, Кэтрин, — сказал он. — Мне так нравится на тебя смотреть.
Сердце у девушки упало.
— И мне нравится смотреть на тебя, — призналась она.
Она не знала, зачем, собственно, сказала это. Может, потому, что не могла больше скрывать правды — скрывать то, что чувствовала.
В глазах Брука появилось выражение любопытства.
— Так ты больше меня не боишься?
— Да нет
