— Он в доме? — мама переходит на шепот и все ещё косится на дверь.
Будто боится, что Сергей сейчас ворвется сюда и совершит что-то плохое.
— Ма, да не трясись ты так. Ну это же не посторонний человек.
Прикрываю глаза. Боже, как же решиться на правду. Как сказать всем? Но я понимаю, что только мне придется это все разгребать. Всю эту кашу…
— Пойду чай, может, предложу? — мама стискивает руки и переступает с ноги на ногу.
— Я сама поговорю с ним, ма. Не суетись, хорошо?
Мама облегченно выдыхает и усаживается в кресло.
— Я тогда тут побуду, дошью Игорешке рубашку.
— Хорошо, мамуль, — наклоняюсь и быстро целую её в щеку, — надеюсь, у него ничего критичного и он быстро поедет дальше по своим начальничьим делам.
Подмигиваю и стараюсь при этом быть веселой. Хотя прекрасно понимаю: как только я снова появлюсь перед Сергеем, увидев меня, он не уйдет быстро. Он начнет выяснять, расспрашивать о ребенке, которого слышал. Это в его характере — докапываться до самой сути.
— Игорешку возьми только, а то сама же знаешь, только ты его успокоить можешь, когда он так бушует.
— Знаю, ма, я и не собиралась его оставлять на тебя в таком настроении.
Улыбаюсь, а у самой ноги подкашиваются при мысли, что мне сейчас придется выйти навстречу к Сергею с сыном на руках. Сердце в груди начинает колотиться громче, ладони потеют. И я торможу перед дверью, прежде чем выйти. У меня нет сомнений в том, что Сергей все ещё в коридоре и ждет меня с объяснениями. С ответами на вопросы. И мне совсем не легче от этого решиться сейчас выйти с сыном на руках, как будто все под контролем.
И прятать Игорешку я не хочу. Пусть Сергей сам принимает решение, что делать с тем, что у нас ребенок с ним. Я ничего от него не буду требовать, как и после того, как узнала о беременности. Это моя зона ответственности, и я сама приняла решение рожать.
Теперь решение за ним…
Делаю глубокий вдох, как перед прыжком с парашютом. И все же выхожу.
Ошибаюсь в одном: Сергей уже прошел в гостиную и разглядывает какие-то мелочи на полках.
— Это ты маленькая? — показывает на фотографию в рамке, не поворачиваясь ко мне лицом.
— Наверное, больше некому. У родителей я единственный ребенок.
— Я тоже один, и мне всегда не хватало кого-то. Неважно, брата или сестры.
Усмехаюсь.
— Да уж, тоже были такие мысли, но и одной было вполне неплохо. Я как-то находила чем заняться.
Игореша молчаливо лежит у меня на руках, и я в этот момент этому безумно благодарна.
— Ну так что? Что за р… — Сергей разворачивается ко мне лицом и замолкает на середине фразы.
Прижимаю сына к груди и смело встречаю непонимающий взгляд начальника. Он медленно переводит его с меня на крошку в моих руках. Удивленно выгибает брови и сглатывает. Кадык нервно дергается под кожей.
— Та-а-а-ак… — хмурится, — это твой ребенок?
Встречаемся с ним взглядами, и я киваю. Жду, что он скажет дальше. Не собираюсь упрощать ему жизнь и рассказывать все сама. Пусть покажет, что же ему интересно в этой ситуации. Потому что, если он просто пожмет плечами и уйдет, это будет для меня очень показательно.
— Давно родила?
Мотаю головой.
— Месяца ещё нет ребенку.
Сергей о чем-то снова задумывается. Делает неуверенный шаг ко мне, а я заставляю себя стоять на месте и не двигаться.
Глаз не сводит с лица сына. И тут Игорешка, словно ощутив внимание к себе, распахивает глазки и переводит их на своего отца. Ржевский непроизвольно шарахается и округляет глаза. Хочется одновременно рассмеяться и расплакаться от поведения обоих.
И я так отчетливо понимаю, какую я совершила ошибку, не сказав Сереже о ребенке. О беременности. Как сильно я лажанула. Понимаю, просто наблюдая за тем, как меняется лицо Сергея и какая на дне зеленых глаз проскакивает боль.
Сын, несколько секунд о чем-то подумав, уверенно запихивает в рот кулак и начинает его смаковать.
— Нет, нет, малыш, не надо заниматься самоедством, — смеюсь через силу и убираю крохотный кулачок подальше от ротика.
В мою макушку упирается тяжеленный взгляд, который я чувствую, и мне не нужно даже смотреть на Сергея, чтобы понять, что он сверлит меня своими зелеными глазами. Будто пытается добраться до мозга и узнать все мои тайны разом.
— Это мой ребенок, да?
Вздрагиваю от такого прямого вопроса.
Глава 24
Сергей
Я не могу поверить! Я не могу поверить в то, что Лада такое провернула со мной. Стою и пытаюсь не схватить её за плечи, чтобы вытрясти всю правду.
Долго решался приехать к ней, чтобы вернуть. Понимал, что не могу и не хочу я без неё. За пять месяцев весь мозг себе сожрал: почему тогда не остановил, не вернул, не показал, что я влип в неё с головой? Ночей не спал после того, как о возвращении её узнал. И вот она передо мной с младенцем на руках. Вот так просто. С младенцем, которого мы зачали.
Выдыхаю. Расправляю плечи и провожу ладонями по лицу, чтобы хоть как-то взять себя в руки, потому что внутри меня сейчас полыхает самое настоящее адово пламя.
Сын… у меня нет даже капли сомнений, что ребенок мой. И она свалила от меня, будучи беременной моим ребенком!
Да это просто какое-то… скотство с её стороны. Другого слова у меня нет, чтобы описать степень моего охеревания. Получается, она забеременела и спокойно себе работала. Ходила ко мне в кабинет и знала, что под сердцем моя кровь растет.
Стискиваю кулаки и непроизвольно скриплю зубами. Ловлю на себе испуганный взгляд Лады.
— Мой, Лада?
Она прикрывает глаза и кивает.
— Да, твой.
Два слова как выстрел в самое сердце… до боли!
Мне каким-то гребаным чудом в этот момент удается не завыть. Не зарычать в приступе бешенства, которое обрушивается на мою голову, словно ушат холодного душа.
— Почему? — выдыхаю одно слово, но Лада — умная девочка и сама догадается, к чему я это спросил.
Она обреченно опускает плечи. Все ещё прижимает к груди МОЕГО сына. СЫНА! Мать его, да я мечтал о сыне. Мечтал, что мне родит девушка, в которую я окунусь с головой.
Как в Ладу, до того, пока она не вычеркнула меня из своей жизни. И вот эта девушка с моим ребёнком на руках. С крохотным комочком. Отчего сердце болезненно защемляет. И дышать становится невыносимо больно. Воздух словно наждачной бумагой проходится по легким.
— Я не готова была становиться любовницей. Я узнала о жене и решила, что не смогу быть на вторых ролях.
Запускаю руку в волосы и все же не могу сдержать стон. Лада прикусывает губу, и я вижу, как в её глазах скапливаются слезы. И от этой картины становится ещё больше тошно.
— Я не вру, Лад, там фиктивный брак был ради гражданства. Я бы в сторону другой не глянул, если бы был реально женат. По любви…
Она кивает и шмыгает. И этот простой звук сшибает дамбу, которую я пытался возвести, пока её рядом не было.
— Прости меня, — выдыхает на грани слышимости, — если сможешь.
Ноги сами независимо от моего желания делают шаг к ним.
— За что ты просишь прощения?
Глаза Лады наполняются слезами.
— За то, что убежала. За то, что скрыла. За то, что не рассказала. Я просто испугалась. Я так хотела этого ребенка. Он был так для меня важен, а тут твоя жена… — тараторит она, пока я пытаюсь понять каждое сказанное мне слово. И с каждым словом в меня проникает и её страх.
— Ты думала, что я откажусь от ребенка, Лад?
Она делает резкий вдох и неуверенно кивает. И это задевает меня. Неужели она так плохо думает обо мне? Неужели я давал повод так о себе думать?
— Сереж, — её голос понижается, она даже немного заикается, — я уже теряла ребенка. И это было страшно…
Каждая мышца в теле напрягается. Сразу понимаю, что это связано с её бывшим.
— Я развелась тогда, но уже знала, что у меня будет ребенок. Антон приехал из командировки, и я в душе увидела, что у него вся спина в следах от когтей. Да он и не отпирался, что ходил на сторону. А потом я увидела его с любовницей. Зима была. Я поскользнулась и упала, на четвертом месяце, — Ладу словно прорывает, а я впитываю каждое её слово, — и потом узнала, что ребенок умер… и мне сказали, что я не смогу иметь детей больше. Ну вот, как видишь.
