— Ты… Он решил, что ты позвал меня к себе и…
Она не смогла закончить предложение, но блеск темных глаз Алексея говорил, что он прочитал ее мысли.
— И что ужасного в том, что я позвал тебя? Почему ты не можешь появиться в моей комнате? Мы собираемся пожениться, в конце концов. И, судя по романтическим историям, посвященным нам, которые периодически появляются в прессе, все уверены, что мы любовники.
Он допил бокал, и Рия наблюдала, как последние капли увлажнили его горло, тогда как ее пересохшее горло не могло смягчить ничто.
— А если это так, — продолжал Алексей, — они, наверное, удивляются, почему ты раньше не появлялась у меня. Итак, скажи, чем я обязан такому визиту?
То, что казалось Рии абсолютно правильным, пока она не находила себе места в постели и желание сжигало ее тело, теперь стало невозможным. Стоя здесь, так близко к предмету ее страсти, видя его золотистую кожу, пышущую здоровьем, ощущая запах его тела, она чувствовала, что это усугубило мучающий ее сексуальный голод. Но как сказать об этом Алексею?
— Возможно, я рассуждаю так же, как и папарацци… — пробормотала Рия. Хмурый взгляд Алексея выразил смущение и даже неверие. — Я хочу знать не только то, где и когда я должна присутствовать и какой наряд надеть. Мне хочется понять, что я здесь делаю — и почему ты держишь меня взаперти.
Это первое, что пришло ей в голову, — и наихудшее. В глазах Алексея вспыхнул огонь, предвещающий опасность, и он со стуком поставил бокал на ближайший стол.
— Не взаперти! Ты вольна приходить и уходить, когда тебе заблагорассудится.
— О, возможно, ты ведешь себя не как мой отец, я согласна. Я твоя невеста, и мы скоро поженимся, но мне известно только это. А я хочу знать, какое место здесь занимаю.
«Я хочу знать, что мы должны сделать, чтобы наш план сработал», — мысленно добавила Рия, однако, утратив самообладание, не смогла произнести ни слова.
— Подойди ближе, Рия, — посмеиваясь, предложил Алексей. — Ты прекрасно знаешь, почему находишься здесь. Я хочу тебя — и ты хочешь меня. Нам достаточно посмотреть друг на друга, чтобы почувствовать, как нас охватывает пламя.
Она понимала, что это чистая правда. Холод, сжимавший внутренности, исчез, и ее кожа нагревалась от исходящего изнутри жара. Когда Алексей приблизился к Рии, она сжала кулаки, чтобы не поддаться опасному импульсу и не протянуть к нему руки.
— Ты хотел меня так сильно, что даже не приближался ко мне! — возразила она. — Ты присылал мне драгоценности, цветы.
— Я считал, что женщины любят драгоценности и цветы.
Рия все-таки не удержалась и протянула руку, но потом, как ужаленная, резко отдернула ее, когда прикоснулась к его щеке. Она увидела его пылающие темные глаза и почувствовала, что краска залила ее лицо.
— Ты очень красива в этом ночном наряде, — сдержанно продолжил он.
— Так красива, что с тех пор, как мы прибыли в Мекджорию, ты ни разу не оставался со мной наедине?
— Значит, ты скучала по мне? — спросил Алексей. Его голос внезапно смягчился.
«Я скучала так, что не могла спать».
— Я твоя невеста! — бросила она в ответ.
Его улыбка была насмешливой.
— И сейчас ты прекрасно справляешься с ролью ревнивой невесты. Именно это я и хотел увидеть.
— Ревнивой к чему или к кому?
— К времени, которое я трачу на свои новые обязанности.
«Дела государства, обязанности короля», — подумала она.
— Я понимала, что ты будешь занят в первые дни, — согласилась Рия. — У тебя масса дел. Но тебе не потребовалась моя помощь.
Она была потрясена тем, как Алексей справлялся с новой ролью. На церемониях, на дипломатических встречах он держался с необыкновенным достоинством и спокойствием. Он общался со всеми — от высокопоставленных лиц до людей из народа — с изяществом и непринужденностью.
— Ты все делал прекрасно — ни разу не оступившись.
На ее комплимент, который был истинной правдой, он ответил легким кивком:
— У меня был хороший учитель.
Теперь настала ее очередь удивиться.
— Я ничего не сделала, — запротестовала Рия.
— Люди хотят видеть тебя, — объяснил Алексей. — Они любят тебя, как и пресса.
— Это часть нашей истории любви, — прервала она его.
— Ты была рядом со мной каждый день. Ты — связующее звено со старой монархией, и ты всю жизнь прожила в Мекджории. Люди ценят это.
Хочет ли Алексей тем самым сказать, что и он ценит тоже? Ее сердце сжалось от боли. К сожалению, ей известен ответ на этот вопрос.
— Кого я еще мог просить об этом, как не тебя? — Он обхватил ладонями ее лицо и посмотрел ей в глаза. И это было вызвано отнюдь не заботой о государстве. — Ту, которая любит Мекджорию, принадлежит ей.
— Сейчас ты тоже ей принадлежишь!
Слишком поздно Рия сообразила, что слово «сейчас» не вызовет у него никакого отклика. В голове Алексея сразу всплыло множество негативных воспоминаний. И она это почувствовала. Он опустил руки, разрушив хрупкий контакт между ними.
— Мне известно, что ты никогда не хотел возвращаться в Мекджорию, — сбивчиво пробормотала она.
— Неужели? Как ты думаешь, почему я так остро воспринял наше с матерью выдворение из страны? Это была родина моего отца. Я хотел быть истинным сыном Мекджории. Принадлежать ей. И я вырос с любовью к ее городам, озерам, горам…
Алексей посмотрел в окно, откуда днем были видны горы, величественно возвышающиеся на горизонте. Вершина самого высокого пика была покрыта снежной шапкой даже летом.
— Благодаря здешним пейзажам я увлекся фотографией. Я мечтал запечатлеть ошеломляющую красоту этой страны. Дикую жизнь лесов. Именно отец подарил мне первую фотокамеру. Я смог забрать ее с собой, когда нас сослали.
Сослали… Одно это говорило об очень многом. О любви, потере и одиночестве. Рия видела фотографии, о которых говорил Алексей, на стенах в его офисе. Эти фотографии сделали его богатым, создали ему репутацию.
— Эта камера еще с тобой?
Он указал на громоздкий деревянный комод у стены. На нем стоял потертый кожаный чехол для фотокамеры. Его простота и изношенность противоречили духу комнаты. Сердце Рии сжалось, и она глубоко вздохнула:
— Твой отец гордился бы тобой.
Что-то в ее словах заставило Алексея цинично скривить рот.
— Ну, если бы он был жив, за эти дни он изменил бы свое мнение обо мне.
— Тебе трудно. — В ней заговорила честность. — Королевский двор запутался и утонул в архаичных правилах и протоколах. Могут уйти годы на их изучение. А десять лет назад дела обстояли еще хуже.
