— У него довольный вид, — заметил он.
— Я покормила его. И переодела. И укачала…
Роури поднял темноволосую голову, и она увидела искреннюю признательность, светившуюся в его голубых глазах. И усталость.
— Спасибо, — просто сказал он.
Энджел улыбнулась.
— Я выполняла свою работу.
Роури покачал головой.
— Ты сделала гораздо больше, — возразил он голосом, слегка осипшим спросонья. — Который час?
— Чуть больше девяти.
— Нам пора ехать! — пробормотал он, протирая тыльной стороной ладони глаза и снова зевая. — Надо было меня разбудить!
— Я и пришла будить.
— Раньше.
Ну, она пыталась и раньше, но его обнаженное тело помешало ей. Несколько секунд Энджел понадобилось, чтобы не выдать своего смущения. Еще немного, и она решилась взглянуть в его утомленное лицо. Казалось, эта ночь только усилила его усталость. Черно-синие тени под глазами. Морщинки вокруг рта, резко углубившиеся от напряжения.
— Когда ты последний раз высыпался?
Роури нахмурился, потом пожал плечами.
— Пару недель назад… До аварии.
— Так же нельзя. У тебя жуткий вид.
Он слабо улыбнулся.
— Не делай из меня святого, Энджел! — медленно проговорил он с легкой дрожью в голосе. — Две недели не высыпаться, — это совсем не страшно. Женщинам после родов часто приходится не спать, иногда не один месяц.
Она покачала головой.
— Но в твоей жизни произошло очень драматичное событие.
— Допустим.
— Ты испытал потрясение.
Роури с отвращением вздохнул.
— О, пожалуйста! Пощади! Избавь меня от всех этих психологических душекопаний!
— Ты можешь называть это так, как тебе нравится, Роури, — мягко ответила она, как, бывало, отвечала своему дедушке, когда под старость он потерял способность адекватно реагировать на мир. — Но не нужно быть психиатром, чтобы увидеть, как смерть брата потрясла тебя. Возможно, гораздо сильнее, чем тебе кажется.
Раздраженно вздохнув, он вынул из корзинки спящего Лоркана, повернулся и угрюмо ушел обратно в спальню. После некоторого колебания Энджел последовала за ним.
— И у тебя не было возможности отдаться своему горю, — продолжала она, не обращая внимания на недовольные движения его плеч. — Потому что ты не хотел расстраивать Лоркана.
Очень осторожно он пристроил колыбельку около окна, потом подошел к ней с потемневшим лицом. Сердце Энджел бешено билось.
— И какое же магическое лекарство вы намерены предложить мне, доктор Мандельсон? — Его голос был искажен жестким сарказмом, но у Энджел уже было достаточно жизненного опыта, и его тон не испугал ее.
— Тебе нужно высказаться, — мягко настаивала она.
Роури Мандельсон почувствовал, что его переживания сломали его, но он отрицательно покачал головой. Что происходит с ним, в конце концов? Он, адвокат, который так ловко умеет убедить судей в своей правоте, где он сейчас? Ходит по краю пропасти, падать в которую у него нет ни малейшего желания.
Роури еще раз покачал головой, чувствуя себя на пороге темного, безнадежного отчаяния. Впервые со дня трагической смерти брата. И за это ответственна женщина, которая стояла сейчас перед ним. С ее буйными черными волосами и всезнающими зелеными глазами. С такой бледной фарфоровой кожей, которая казалась слишком белой, чтобы быть настоящей. Колдунья.
— Дай своему горю выйти, Роури, — убеждала она его. — Просто не сдерживай чувств…
Он взял ее лицо в свои ладони, которые дрожали, как у пьяного, заглянул ничего не видящими глазами в ее изумрудные глаза и позволил своим эмоциям вылиться наружу единственным способом, какой знал он, Роури Мандельсон. Он мог сделать это, только целуя ее.
На мгновенье Энджел просто доверилась ему. Она не могла оттолкнуть мужчину, который плакал в молчаливой беспомощности так, как Роури сейчас.
Сердцем она понимала, что это должно было случиться. Понимала слишком хорошо, чтобы быть в состоянии остановить. Слишком хорошо, чтобы не хотеть этого. Но она ждала его слез, а не поцелуев.
Но действительно ли его слез желала она? Не ласки ли она хотела? С прошлой ночи — а может быть, даже с того самого момента, как он вошел вчера в отель «Фипатрик». Может быть, подсознательно, — даже раньше.
Его руки соскользнули с ее лица, пальцы зарылись в шелковую глубину волос, словно он искал там тепло и уют. Она почувствовала, как его язык проникает в ее рот. Почувствовала на своих губах его губы, такие горячие и твердые, словно он хотел поглотить ее целиком.
И внезапно Энджел поняла, что она сама, отбросив все сомнения, страстно целует его, поднимается на цыпочки, чтобы обвить руками его шею, а он склоняется к ней и прижимается, с благодарностью и голодной страстью.
Он не сказал ни слова, но его искусные ласки и без слов говорили, что именно ему и было нужно. Снова и снова он целовал ее, а Энджел содрогалась от удовольствия, ее веки плотно сомкнулись, она неистово впилась ногтями в его плечи, хотя ни одни из них не замечал этого.
Она никогда не получала такого удовольствия от своего тела, как сейчас. Великий Бог! Ничего подобного. Она совсем не протестовала, когда его руки проскользнули под ее свитер, чтобы обнять ее свободную от бюстгальтера грудь. Ее кровь пела в порыве неистовой радости, и она чувствовала, как тяжело он дышал, когда прикасался к этим гладким, обнаженным холмикам, а ее соски словно тянулись навстречу его ладоням, как будто только этого и ждали.
Его другая рука в этот момент гладила бедра Энджел, заставляя ее тело извиваться в непреодолимом желании. Желании его. Она почувствовала, как он расстегивает молнию на ее джинсах, слышала, как трещит, сопротивляясь, джинсовая ткань, пока он стягивал их с ее бедер. За джинсами последовали трусики, и кончик его пальца коснулся самого интимного. Незнакомое ощущение потрясло Энджел.
Он упал на кровать и прижал ее к себе, в то же время нетерпеливо сбрасывая свои джинсы и сдергивая свитер, который надел всего несколько минут назад…
— Д-дверь! — запинаясь, проговорила она.
— Ммм? — Он посмотрел на нее ничего не видящими глазами, захлебываясь в темном бушующем море чувств.
Энджел еще смогла, пока он снимал свитер, взглянуть, закрыла ли она за ними дверь, и с облегчением вздохнула: дверь она закрыла.
Обнаженная, Энджел затрепетала всем телом, когда Роури притянул ее к себе. Его сильные ноги переплелись с ее ногами, его грудь, поросшая жесткими волосами, касалась ее груди. Свежее, чистое чувство разливалось в ней, когда их нагие тела соприкасались, она стонала от удовольствия, почти не веря, что все это действительно происходит с ней. О! Это было так хорошо! Даже когда Роури всего лишь жадно проводил кончиками пальцев по ее обнаженному телу, исследуя его с чувственной доскональностью, а она беспомощно лежала под ним, изнемогая от наслаждения… Ее тихие стоны, казалось, возбуждали его еще больше. А она открывалась ему навстречу, удивляясь тому, как в руках Роури рождалась другая Энджел Мандельсон.
