чудится, будто все это уже было? Когда ты знаешь, что тебе скажут?
– Бывает. А что?
Я неловко пожала плечами.
Видение было короткое и я не смогла тогда как следует его «рассмотреть». Но в то же время, такое яркое, что не смогла и забыть. Когда, я поднялась по лестнице в бар, у стойки сидел мужчина в черном костюме, я ощутила, как Мечта и Явь сошлись в одной точке. Дима обернулся, совсем как в моем видении и поднялся навстречу.
Воспоминание ослепило меня, как тогда – предчувствие. Посетило ощущение, что все это уже было.
И еще – какой-то животный страх.
– Случилось что-то плохое? Ну, в твоем «видении»…
Как и все, кто прошел через мясорубку, Дима довольно серьезно относился к таким вещам, как предчувствие. Он, как-то, размякнув признался мне, что впервые в жизни, глядя на нас с мальчишками, ему до боли в сердце хочется жить. И это, порой, пугает его. Что желание жить лишает его пофигизма, с котором он широко шагал через поле боя. Пофигизма, который его все это время хранил.
Признался раз, но с тех пор высмеивает.
– Нет, но… Понимаешь, это было два года назад! И ничто, абсолютно ничто мне не предвещало, что я и ты будем вместе.
Дима ожидаемо рассмеялся.
– Ничто не предвещало? – повторил он мои слова и так выгнул бровь, что я вновь ощутила себя дурищей. – А ничего, что как раз в декабре, именно два года назад, я тебя три раза пытался на свидание пригласить? Я, например, это точно помню. Только-только оправился от воспаления легких и был полон решимости повсюду сеять добро. Но ты вся была в своем Скотте.
Я вспомнила нашу встречу тогда, в спортзале. Его вампирский оскал, холодную сталь его отточенных шуток. Как ни на миг не теряя решимости повсюду сеять добро, Кан тряс меня за шею, словно куренка. Потом он, справедливости ради, действительно позвонил и, со всей своей деликатностью, вопросил: «Слышишь, че? Поехали, пожрать съездим? «Шанхай» по сути, такая же клоака, как твой любимый «Кинг-Клаб». Естественно, я его послала.
– Из-ви-ни ме-ня! – по слогам возмутился он. Когда ему было нужно, Дима прекрасно читал мои мысли. – Я, два года, пытаюсь, как лох. Вожу тебя, как приличный чувак кататься, пальцем не прикасаюсь, помогаю в работе… Жду, пока ты мне знак подашь, что готова… А ты – то с каким-то хуем в «Русскую кухню» являешься, то пишешь, что если бы не Скотт, ты так и умерла бы потомственной девственницей. Ты чего ждала? Естественно, я взбесился!
– Я думала, ты меня зовешь, потому что Сони в городе нет.
– Да, точно. Когда возишь баб в Корею, да эскорт-сервис держишь, практически некого пригласить пожрать, – он вздохнул, но тут же ухмыльнулся и закатил глаза. – Если б не ты, я бы умер от девственности.
Я молча сунула руки ему в карманы и прижалась к его груди.
Дима тоже затих и обнял меня за плечи. Мне нравилось стоять с ним вот так – обнявшись, ощущая его тепло и запах туалетной воды, а он терпеть не мог обжиматься на людях, как тинейджер. Говорил, что не желает пополнять армию сорокалетних парней, которые прыгают на танцполе рядом с юными женами и делают вид, что молоды сами. Счастье, мол, любит тишину. Не надо, мол, демонстрировать всем вокруг, что мы оба друг друга любим.
Отнимут.
Но сейчас он стоял, обняв меня и я всеми порами впитывала в себя этот миг: морозный воздух, крики, грохот хлопушек. И Дима. Мой Дима. Не Сонечкин, не Оксанкин. Мой.
– Я сегодня слышала, как одна девочка сказала другой о том, как мне завидует. Что хотела бы, хоть раз, переспать с тобой.
Кан усмехнулся: мы оба знали, она – не первая. Тичер была права: когда мужчина твой босс – это делает его в триста раз привлекательнее. Даже Женя, похожий на Пупсика, казался мне симпатяжкой. Надо ли говорить, что Дима кажется своим девочкам почти богом.
– Так ты веди себя, как приличная женщина, маши крыльями, чтобы все видели твои бриллианты и говори в туалете, что я – импотент, – отшутился он. – А то сперва не хочешь камни носить и смотришь на меня влажными глазами, а потом удивляешься, что твои подружки тоже захотели попробовать.
– У меня нет подружек, – ответила я, – кроме Андрюши. Но он весь в любви к своему соседу… – я сделала вид, что задумалась. – Соня и без того знает, что ты импотент. Остальные думают, что тебе лет тридцать и все равно хотят, невзирая на то, что я вру, что ты жмот и не даришь мне бриллиантов.
Дима расхохотался и, забыв про свой имидж, прижал меня к себе, ухватив за задницу.
– А те, что есть, говоришь, тебе Соня дарит, а?
У него изменилось вдруг настроение. Незаметно, неуловимо. Улыбка трансформировалась в оскал, а пальцы сжались сильнее.
– Мне больно! – я уперлась в его грудь, пытаясь высвободиться.
Опомнившись, Дима ослабил хватку. Взгляд стал серьезным и где-то пророческим.
– Если ты мне изменишь, неважно с кем, – он вроде бы шутил, но как-то слишком серьезно, – я тебя пристрелю, поняла?
Я обиделась: Оксанка, вон, много лет таскалась под небом, склоняя его имя в таких причудливых позах, что не всякий йог выгнется.
– Она – моя первая любовь, – сказал Дима, еще серьезнее, – ты – последняя. Другой не будет, я знаю; с тобой или без тебя. С тебя и спрос больше.
Он улыбнулся, пытаясь сгладить резкость, но это не помогло.
– А ты ведь тоже моя любовь, – намекнула я довольно угрюмо. – И первая, и последняя… и я ведь знаю код сейфа, что под кроватью.
– Да, девочка моя, знаю, – вдруг улыбнулся он и наклонил ко мне голову, словно его распирало от нежности. – Знаешь, чего мне больше всего в этой жизни жаль? Что позволил тебе уйти. Тогда, в первый раз…
Я резко вдохнула, закашлялась, когда ледяной воздух обжег мне горло. К глазам подступили слезы, и я уставилась на него, открыв рот. Но Дима уже передумал рассказывать мне о чувствах. Явно пожалев о своей откровенности, сморщил нос. Коротко взглянул на меня. Я быстро закрыла рот, осознав, что кина не будет. Мне все еще хотелось красивых слов, наверное, на лбу было крупным шрифтом написано, и он тяжело и виновато вздохнул:
– У тебя есть мечта, маленькая?
– Да, – я прижалась к нему, обняла за талию. – Ты.
– ПравЫда? – ухмыльнулся он. – Только я один? Без надежного человека в запасе?
От неожиданности, у меня вытянулось лицо. Рука упала.
– Толя приехал, – сделав вид, что сказал это просто так, Кан повернулся к дороге.
– Погоди-ка, – сказала я, ухватив его за локоть и Дима остановился. – Не знаю, к чему ты сейчас мне все это наговорил, но… Если ты завел этот
