— Не сердись, просто я думала, что смогу тебе чем-то помочь, — растерянно сказала Нора.
— Мы с тобой однажды уже играли в эти игры. Как далеко ты готова зайти на этот раз? Еще минуту назад ты говорила, что тебе неприятны мои прикосновения. Тебе надо испытывать жалость к мужчине, чтобы согласиться лечь с ним в постель?
Ошеломленная внезапной грубостью и агрессивным тоном, Нора смешалась.
— О чем ты говоришь! — воскликнула она. — Я вовсе не это имела в виду. После всего, что было между нами, я никогда и ни за что не лягу с тобой в постель.
— Даже ради Эвы?
— При чем здесь наша дочь?
— А при том, что я предлагал жениться на тебе! — выкрикнул рассерженный Клайв. — У тебя что, плохая память? Я хотел, чтобы у Эвы была нормальная семейная жизнь, чтобы отец и мать вместе с ней жили под одной крышей. Ты отвергла мое предложение, не дав себе труда даже подумать над ним.
Это же надо! Столько эмоций, и все из-за того, что кто-то когда-то отверг его вялые притязания.
— Извини. Я не хотела тебя обидеть, — сказала Нора, хотя в глубине души ей казалось, что куда более обиженной в этой ситуации является она.
— Думаю, мне лучше уйти. Этот разговор не доведет нас до хорошего, — бросил на прощание Клайв.
Быстро сбежав по ступенькам лестницы, он, не замедляя шага, направился кратчайшим путем, через лужайку, к своей машине.
Когда отец с дочерью вернулись после верховой езды, Нора была в ванной. Слегка высушив волосы полотенцем, она надела банный халат, перевязала его поясом и вышла. Клайв караулил ее у двери.
— А где Эва? — поинтересовалась мать.
— Переодевается в своей комнате. Ты чудесно пахнешь, — весело проговорил Клайв.
— Яблочный шампунь.
— И выглядишь ты тоже замечательно.
— Послушай, перестань меня соблазнять. У меня иммунитет против тебя.
Нора хотела пройти мимо, но Клайв оперся обеими руками о стену, поймав ее в ловушку своего полуобъятия.
— Оставь, пожалуйста, эти игры! — недовольно проговорила она.
— А если это не игры? Если все серьезно?..
— Прошу тебя, отойди с дороги, — начиная сердиться, оборвала его Нора.
— Пожалуйста, прошу тебя, — попытался смирить ее сопротивление Клайв.
— Ты дашь мне пройти? Когда ты наконец повзрослеешь? — с трудом сдерживаясь, проговорила сквозь зубы она. После чего вошла в спальню и с силой захлопнула за собой дверь, давая наконец выход накопившемуся раздражению.
Чтобы успокоиться, Нора долго и тщательно расчесывала влажные волосы. Потом надела нижнее белье и выбрала такое платье, непраздничный вид которого соответствовал ее сегодняшнему настроению, а также удобные туфли на невысоком каблуке. Затем быстро нанесла на лицо тональную пудру и тени на веки. Ее руки так дрожали от волнения, что пришлось несколько раз подправлять небрежно нанесенную косметику.
Черт его побери! Его методы обольщения не изменились с годами. Двадцати не было, а достаточно ему улыбнуться, глядя девчонкам прямо в глаза, сказать что-нибудь приятное, и они поплыли. Причем слова-то самые что ни на есть банальные, ровным счетом ничего не значащие.
Вопреки только что сказанному об имеющемся иммунитете против его обаяния, в глубине души Нора знала, что это не совсем так. Абсолютно надежной вакцины против этого красавца еще не придумано.
И все же за прошедшие годы она научилась подавлять в себе возбуждение, возникающее при общении с ним. Нора воздвигла в своем сознании своеобразный психологический барьер, о который разбивался его мужской магнетизм. Установила определенные границы, четко регулирующие их отношения, и никогда не позволяла Клайву пересекать их. Он отец Эвы, но никак не любовник ее матери. Вот так и впредь надо держаться с ним — ровно и доброжелательно, давая решительный отпор любой попытке перевести отношения в другую плоскость.
Клайв научился следовать всем этим неписаным правилам, и до поры до времени они, кажется, его не очень обременяли. А вот ее, если честно, иногда тяготили. Порой было нелегко соблюдать деликатный баланс в их отношениях, не пересекая ту границу, за которой дружелюбие переходило в нечто другое — в более эмоционально окрашенное чувство.
Но последнее время Клайв настойчиво пытался изменить характер их отношений, а этого ни в коем случае нельзя допускать.
Нора не вышла из спальни до тех пор, пока не услышала голоса Эвы. Показавшись в дверях, мать улыбнулась дочери и объявила, не глядя на Клайва, что готова ехать.
Он одобрительно оглядел ее с ног до головы, давая понять, что доволен видом своей спутницы. От комментариев воздержался.
Норе очень нравилась китайская кухня, и они отправились в Чайнатаун, большой район на Манхэттене. Здесь архитектура домов, вывески, магазины, рестораны выглядели так, как будто вы находитесь в Шанхае или другом крупном китайском городе.
Едва они сели за стол, Эва снова начала клянчить лошадь.
— Тебе же уже объяснили, что у нас нет для этого возможностей и условий, — терпеливо говорила мать.
— Не обязательно держать ее возле дома, — настаивала девочка. — Многие арендуют для этого пастбища…
— Знаешь ли ты, сколько это будет стоить? Не говоря уже о стоимости самой лошади.
— Но у папы же есть деньги. Правда, папочка?
— Правда, дочка, — ободряюще посмотрел на Эву отец.
— Ты не можешь требовать от папы, чтобы он покупал тебе все, чего ты только ни захочешь, — пыталась урезонить дочь Нора.
— Почему не могу? Папочка обожает покупать то, что мне нравится. Правда, папа?
— Конечно, дорогая.
— Вот видишь? Ты, мама, просто жадная.
Нора задохнулась от возмущения, но прежде, чем она успела открыть рот, чтобы дать зарвавшейся дочери выволочку, свое веское отцовское слово сказал Клайв.
— Прекрати сейчас же, Эва!
— Но ведь так и есть, — не унималась та. — Чего бы я ни попросила, мама обязательно скажет — это очень дорого. Она просто ничего не хочет мне покупать.
— Немедленно замолчи! — взорвался Клайв.
Нора впервые слышала, чтобы он так резко говорил с дочерью. Почувствовала это и Эва. От неожиданности она замолчала и расплакалась.
Мать растерянно смотрела на них обоих. Девочка никогда не отличалась особой вспыльчивостью, и было непонятно, что с ней такое сегодня творится.
— Наверное, не стоило нам идти в ресторан. Эва явно перевозбуждена. — Нора пыталась отыскать хоть какую-то причину странного поведения дочери.
— Ты видишь, — продолжала свое Эва, размазывая слезы по щекам. — Она не хочет, чтобы мы хорошо проводили время все вместе.
