— Я этого не говорил, — сказал Чарлз, который уже успел понять, с кем имеет дело. Но его замечание было проигнорировано.
— Наверное, это сложная профессия. Я вот вчера подвозил одного врача. Он мне такого порассказал!
Дальше Чарлз и Христиан уже не просто слушали, а развлекались от души, подбрасывая парню все новые и новые темы для разговоров. Глупость таксиста, как и его любопытство, была не ограничена рамками хоть какого-нибудь образования, и потому он даже не понял, что над ним смеются. Он обрадовался словоохотливым клиентам и с готовностью студента на экзамене выдавал все новые и новые варианты развития американской истории, науки и искусства. Время пролетело незаметно.
В отеле «Фаворит», где Чарлз останавливался, когда ездил в Америку года три назад, нашелся очень подходящий номер. Окна выходили на улицу, и потому стоимость проживания была ниже. Три комнаты, довольно приличного вида, четвертый этаж. Уже через полчаса оба приятеля спустились в холл.
Газетенка, которую дал Чарлзу таксист, была явно из разряда желтой прессы: дешевая бумага, краска, тянущаяся за пальцами. Нет. Подобным изданиям верить нельзя. Они обычно не отвечают ни за свои слова, ни за чужие, которые рискуют поместить в статьях.
Однако и из первоклассных журналов — например, «Юрист», «Дело закрыто» — удалось узнать не больше. Вся информация сводилась к разоблачению махинаций Алекс Оскар. Журналы писали об изощренности ума этой женщины, о ее находчивости и предприимчивости. Другие журналы и газеты Чарлз покупать не стал, только просмотрел. Дело приобрело характер травли. Похоже, никто, кроме мужа и некой Кортни, близкой подруги подсудимой, не верил в ее невиновность.
— Ее посадят, — заключил Христиан, пробежав глазами пару статей в тех же изданиях. — Видимо, в Америке давно не было ничего подобного. Процесс раскрутили, ее никто не защищает.
— Я буду ее защищать. — Чарлз вернул газеты и журналы продавцу и уверенно зашагал вдоль улицы. — Она невиновна.
Ему хотелось самого себя убедить, что это так. Но в душу уже закрались подозрения. А может, она? Нет. Да нет же. Чарлз всячески отгонял эти мысли.
— Знаешь, теперь даже я верю, что она невиновна, — сказал Христиан. — Такая шумиха вокруг — первый признак невиновности подозреваемого.
Чарлз улыбнулся. Он ждал, что Веснушка, прочитав газеты, начнет уговаривать его не ввязываться в это дело. Но тот неожиданно пришел на помощь ослабевшей вере Чарлза.
— С чего хочешь начать? — поинтересовался Христиан.
— Пожалуй, надо сначала поговорить с этим Джолианом. Надеюсь, ему неизвестно о… нашей связи. Просто хочу уяснить некоторые моменты.
— Тогда надо ехать к ним домой.
— Да, — закивал Чарлз. — Но сначала надо позвонить и предупредить о визите.
В телефонной будке лежал несколько потрепанный справочник, но фамилия Оскар оказалась настолько распространенной, что обзвонить весь список не удалось бы и за три дня. Хорошо, что были точно известны имена. Но и Джолианов и Фредов было слишком много. Чарлз начал по очереди набирать номера.
— Могу ли я поговорить с Фредом или Джолианом Оскаром. — Эту фразу пришлось повторить раз десять, пока наконец Чарлз не нашел нужного дома. Ему ответил, вероятно, дворецкий или кто-то из прислуги.
— А кто говорит? По какому делу?
— По личному, — не стал вдаваться в подробности Чарлз.
— Извините, но без договоренности нельзя.
— Какой еще договоренности?
— До свидания, сэр. — Трубку повесили.
— Что за черт! — выругался Чарлз.
— Да нет, — усмехнулся Христиан. — Все в порядке. Пойми, им, наверное, звонят из-за этого процесса каждый день по сто раз. Мало ли любопытных в Нью-Йорке. Процесс стал достоянием общественности. А в Америке каждый считает своим долгом вмешаться в подобные дела, тем более что этот Джолиан представляет собой своеобразную оппозицию общественному мнению. Знаешь, сколько в городе Уолтеров Патриков! Вот они все и звонят. Удивляюсь, как это номер оставлен тот же самый.
— Значит, нужен сотовый или еще какой-то номер, — заключил Чарлз. — Иначе мы до него не доберемся.
— Пошли сразу к Алекс. Поговоришь, выяснишь обстановку и номер возьмешь. — Христиан уже тащил друга по улице. — Это будет гораздо быстрее.
Кортни в этот день припозднилась. Обычно она приходила еще до обеда, а сегодня обед давно закончился, а она еще не появлялась.
Алекс находилась в отдельной камере. Здесь было вполне уютно, если только этот эпитет вообще приложим к тюрьме. На окнах занавески, вежливо закрывая решетки на окнах по ту сторону стекол. К стенам кто-то заботливой рукой приколотил полки, и теперь Алекс заполнила их книгами.
Ее жизненная энергия словно иссякла, сменилась полной апатией ко всему происходящему. Посадят? Ладно. Все равно сделать ничего нельзя. Выпустят? Значит, выпустят. Внешний мир совершенно перестал интересовать Алекс. Она даже отказывалась от прогулок, которые ей неизменно предлагали раз в день. Иногда отказывалась говорить с адвокатом. Зачем? Если все уже заранее решено.
Странно, но Алекс даже не интересовал вопрос, кто мог ее так подставить. Полиция быстро связала нападение в Англии и разорение Оскаров. Оказывается, Алекс, выполнив свою работу в доме отца мужа, стала не нужна сообщникам и те решили избавиться от опасной свидетельницы. К тому же ведь с миссис Оскар пришлось бы рано или поздно делиться. Лучшего объяснения и представить себе было нельзя.
Вначале Алекс еще пробовала сопротивляться. Ее возмущали нелепые обвинения, ничем не обоснованные, пугали разные угрозы со стороны властей. Адвокаты все как один советовали сознаться и выдать сообщников. Сначала Алекс пробовала их переубедить, но потом эти уговоры стали вызывать у нее только смех.
Раньше она боялась. Боялась за свою жизнь, за своего ребенка. Но ребенок попадет к Джолиану и будет счастлив без «преступной» матери, и тревога за него понемногу утихла. А вот за себя Алекс боялась. По какой такой прихоти судьбы она должна провести лучшие годы жизни в тюрьме. Но потом и страх перед будущим прошел. Ничего не сделаешь. Никто не поможет, наслаждайся тем, что осталось. Пока у тебя есть отдельная камера, хоть отдаленно напоминающая комнату, и книги. А иногда в вазе на столе появляются цветы.
Алекс целыми днями читала. Порой ей хотелось плакать, и тогда, отвернувшись к стене, она прижимала к лицу подушку и беззвучно отводила душу. Только камера знала все ее муки, но для людей была только надменная улыбка и взгляд, полный равнодушного спокойствия.
Но почему же не приходит Кортни? Веселая толстушка да еще Джо — вот все, кто навещал Алекс в тюремном уединении. И, словно отвечая на эту мысль, в коридоре раздались тяжелые шаги охранника. Звякнул замок, и в камеру вошел высокий мужчина в форме, Анри, француз-иммигрант из Марселя.
