– Не бойтесь, это не заразно.
– Почему вы ничего не сказали? – он скрипнул зубами.
– Не вижу, какое отношение моя фригидность имеет к работе!
– Вы работаете не на меня, как все время мне напоминаете, и… – Он глубоко вдохнул, прикованный к ее лицу взгляд потемнел. – Вы ни капли не похожи на фригидную.
От его прямоты у Анны внутри все растаяло; отрицание собственных чувств смылось потоком спутанных эмоций. С полуоткрытых губ сорвался прерывистый вздох.
Мысленно проигрывая их беседу, Анна проворочалась до часа ночи и в конце концов включила прикроватный светильник, сунула ноги в тапочки и вышла в гостиную апартаментов Анжелы. Включив телевизор для фона, она пошла в примыкающую кухню, чтобы подогреть себе молока. При виде своего отражения в зеркале Анна поморщилась: несколько ночей без сна оставили свой отпечаток. Круги под глазами были как настоящие синяки.
В конце концов она свернулась с чашкой какао на диване перед телевизором, переключая каналы. К середине чашки она наткнулась на передачу, в которой люди с ужасом на лицах смотрели, как парашютист падает на землю. Их радости при виде раскрывшегося в последний момент парашюта вторило трио ведущих в студии.
– Достойное четвертое место, не поспоришь. А теперь катастрофа номер три по голосованию зрителей…
Анна не хотела знать, что произошло. Она схватилась за пульт, с отвращением пытаясь понять, зачем нужна эта передача. Здесь показывали тех, кто выжил в катастрофах; но скоро они начнут снимать и про погибших!
Торопясь переключить канал, она нажала не ту кнопку, и звук стал оглушительно громким как раз к тому моменту, как ведущий объявил:
– Чезаре Уркварт. Кто может забыть знаменитую катастрофу, которая завершила его карьеру гонщика?
Анна замерла с рукой на пульте, когда комнату наполнил звук машин, несущихся по гоночному треку под проливным дождем. Через секунду сцена превратилась в мокрый ад, потому что одну из машин занесло, и следующая въехала в нее и взлетела в воздух. Она приземлилась в нескольких ярдах, перевернувшись; и у Анны на глазах еще несколько машин врезались в нее одна за другой, пока не осталось ничего, кроме горы гнутого металла.
Затем, к общему изумлению, из этой горы обломков появилась фигура гонщика. Он сделал несколько шагов, снял шлем и рухнул наземь как раз в тот момент, когда обломки взорвались, взметнув в воздух огненный шар. Следом налетели машины скорых, и скрыли гонщика из виду; он появился снова позже, уже на носилках. Анна не могла отвести глаза от казавшейся безжизненной руки, которая задевала землю и оставляла дорожку из кровавых капель.
Ведущий снова что-то говорил, и его голос эхом отзывался от стен комнаты, но Анна не слышала ни слова. Ее глаза были прикованы к экрану. Она не могла даже моргнуть, глядя на повтор катастрофы в замедленной съемке, позволяющей разглядеть каждую леденящую душу деталь.
Только громкий настойчивый стук в дверь позволил ей оторваться от экрана. Она еще мотала головой, когда в комнату вошел Чезаре, все еще в той одежде, которую носил вчера. Он выглядел не так безупречно – на подбородке была заметна густая щетина, короткие волосы были растрепаны, а глаза покраснели; однако даже в таком помятом виде он был чертовски сексуален.
– Какого черта тут происходит? Вы полдома разбудили. – Это было небольшое преувеличение… на самом деле большое. Толщина стен означала, что вряд ли кто-то кроме него слышал шум из апартаментов. Но после тишины предыдущих трех часов звук его шокировал; и он ожидал застать Анну жертвой шумного несчастного случая, а она сидела тут целая и невредимая. Его тревога превратилась в гнев.
Анна ему не ответила, только перевела взгляд с него обратно на экран, где все еще продолжалась передача. Проследив ее взгляд, Чезаре увидел ту самую передачу, которая несколько месяцев назад привела в ярость его сестру, и нахмурился сильнее. Ругаясь себе под нос, он подошел к стене и выдернул шнур телевизора из розетки.
После оглушительного шума наступившая тишина казалась такой же оглушительной. Анна могла расслышать стук своего сердца.
– Зачем вы смотрите эту дрянь? – обвинение, высказанное его глубоким голосом, громко прозвучало во внезапной тишине. Чезаре вытянул руку и нетерпеливо откинул манжет, чтобы взглянуть на свои серебряные часы. – Полпервого ночи. Почему вы не спите?
– А вы почему? – Она засмеялась. Как типично – Чезаре всегда обвиняет ее в том, в чем она не виновата.
– Что тут смешного? – Последние три часа он боролся с желанием войти в ее дверь. Теперь он здесь; вопрос в том, сможет ли он выйти? Захочет ли?
Что за глупый вопрос – конечно, не захочет. Но нельзя всегда получать все, что хочешь, даже если для этого нужно только протянуть руку, и вот она – такая теплая, мягкая, так сладко пахнет… он стиснул зубы и выдавил ругательство.
Гнев Чезаре захлестнул Анну, но она не возражала: это доказывало, что Чезаре жив, и что она сама жива. Этому надо радоваться, а не принимать как должное. Чезаре стоял перед ней, а ведь его могло здесь не быть. Говорили, что это было чудо – и были правы. Это действительно чудо. Жизнь такая хрупкая. Анна никогда не понимала, насколько хрупкая, до этого момента.
Нужно было увидеть, что он едва не умер – представить мир, в котором не было высокомерного, неразумного, восхитительно красивого Чезаре Уркварта – чтобы осознать, что она не просто его хочет. Незаметно для себя она влюбилась.
– Вы меня слышали? Сейчас половина первого ночи. – Чезаре понимал, что повторяется, и поэтому отвел взгляд, но его тут же снова притянул изгибы ее плеча, шелковая кожа, открытая в растянутом вороте короткой ночной рубашки. Чезаре не мог удержаться и продолжил жадно рассматривать ее, задерживая взгляд на длинных стройных ногах. Мысленно он представлял, как ныряет ладонью под подол и обхватывает ее гладкий округлый зад, а потом стягивает рубашку через голову, открывая ее мягкие чувственные изгибы.
Стиснув зубы, он заставил себя снова посмотреть ей в лицо. Никакого макияжа, волосы спутаны, под глазами фиолетовые круги. Мужчину, который ожидал от женщин в своей постели неизменного совершенства, такой вид должен был оттолкнуть. Но не отталкивал. Почему-то она выглядела сексуальнее всех его любовниц.
Анна поднялась на ноги, все еще пошатываясь от эмоционального эффекта ее шокирующего открытия. В ее душе ужас сменился восторгом, а за ним пришла ярость.
– Зачем вы этим занимались? Разве жизнь недостаточно опасна без того, чтобы искать способы убить себя? Зачем выбирать карьеру, которая включает ежедневный риск?
Чезаре не слушал, отвлекшись на ее короткую – очень короткую – ночную рубашку. Он даже не заметил, как Анна приблизилась на расстояние вытянутой руки; но когда она прикоснулась к нему, то не так, как ему представлялось. Она ударила его кулаком в середину груди. Довольно сильно для такой малышки.
