Он улыбнулся, услышав невнятный протест Миранды: «Мы только что познакомились!» — и, извинившись, ушел.
Миранда отправила последнюю чашку в посудомоечную машину, когда в кухне появились Джанни и Лайам в перепачканной обуви, окруженные стаей собак.
Попрощавшись с Джоуи, она долго размышляла над его словами и пришла к выводу, что спешить не стоит. Это всего лишь секс, не любовь.
Миранда знала, что такое любовь, и ее чувства к Оливеру не шли ни в какое сравнение с интенсивными и противоречивыми эмоциями, которые вызывал в ней Джанни. Сорок процентов времени она с трудом могла его выносить. В очередной раз придя к выводу, что любит Оливера, а Джанни просто необыкновенно красивый мужчина и идеальный любовник, Миранда ощутила, что ее тревога рассеивается.
Но как только она увидела его, ее сердце чуть не остановилось. Темные волосы мужчины разлохматил ветер, он выглядел живым и таким мужественным, что Миранда даже не попыталась принять холодный вид. Почему при одном взгляде на Джанни Фицджеральда она снова начинает мечтать о сексе? Миранда не понимала, что с ней происходит, но одно знала твердо: она не в силах управлять этим, как и природными катаклизмами.
Миранда прижала руку к бешено забившемуся пульсу на шее.
— Вы вернулись, — тихо произнесла она, испытывая слабость.
— Отпусти ее, Лайам, — сказал Джанни, обращаясь к сыну, прильнувшему к стройным ногам Миранды.
— Могу я поиграть на улице?
— Да, поиграй, только не гоняй кур! — прокричал Джанни вслед мальчику. Когда Лайам исчез за дверью, он повернулся к Миранде. Его голос напоминал мурлыканье кота, когда он подошел ближе. — Я не хотел тебя будить. Сон тебе не помешал бы. — Джанни коснулся пальцем подбородка Миранды и поднял ее голову. По его лицу растеклось озорное выражение. — Ты краснеешь.
Миранда рывком высвободилась и бросила на него неодобрительный взгляд.
— А ты удивлен? — То, как Джанни смотрел на нее, в некоторых странах могло спровоцировать обвинение в сексуальном домогательстве и даже арест. — У меня куда меньше опыта в этой области, чем у тебя.
— Но, я надеюсь, ты получаешь удовольствие, наверстывая упущенное?
— Как будто у тебя есть какие-нибудь сомнения на этот счет. — Миранда до сих пор не могла поверить в то, что наговорила ему под покровом ночи, впрочем, в ответы Джанни ей тоже с трудом верилось. При мысли об этом температура ее тела повысилась на несколько градусов.
Смех Джанни стих.
— Что это такое? — сдвинув брови, что придало ему чрезвычайно опасный вид, прорычал он.
Проследив за его потемневшим взглядом, Миранда заметила перевязанный лентой пучок моркови.
— А, это… Джоуи забегал и принес морковь. Мило с его стороны, правда?
— Он был здесь?
Миранда озадаченно тряхнула волосами, так и просящимися на полотна Тициана. Ее озадачила враждебность Джанни.
— Само собой, — сказала она.
На щеке Джанни дернулся мускул, когда он попытался справиться с нахлынувшей на него волной ярости, прежде неведомой. Он резко выдохнул и засунул руки глубоко в карманы брюк. В его горле что-то пророкотало.
— Что случилось? — забеспокоилась Миранда.
Джанни поджал губы. Она еще спрашивает?!
— Джоуи не знает, что для этих целей существуют цветы? — поинтересовался он.
— Ну, цветы не едят.
— Я не люблю морковь, — отрезал Джанни.
— А я люблю.
— Ты приняла подарок после того, как он повел себя прошлым вечером?
— Подарок? — Ее брови взметнулись вверх. — Пучок моркови? — Его враждебное поведение продолжало сбивать Миранду с толку. — Джоуи приходил извиняться. А в чем проблема, кстати? Ты ведешь себя так, словно… — Она остановилась, ее глаза распахнулись. — Ты ревнуешь!
Его подбородок дернулся, когда Джанни опустил ресницы в неудачной попытке скрыть шок. Не то чтобы обвинение попало в точку, но его раздражал тот факт, что Миранда, похоже, не разглядела в Джоуи того, что увидел он: за приятной внешностью парня скрывалась волчья натура.
— Я не умею ревновать, — заявил он и неожиданно рассмеялся. Миранда почувствовала себя дурочкой. — А тебе известно, что он думает только о том, как бы забраться к тебе в трусики?
Миранда напряглась:
— Чем же он отличается от тебя?
— Ты сравниваешь меня с сопляком, не умеющим пить в компании женщины?
Миранда улыбнулась и услышала, как скрипнули его зубы.
— Ты несправедлив к нему. Джоуи милый парень.
Джанни фыркнул и нахмурился.
— Милый Оливер… Милый Джоуи… Почему же, Мирри, ты легла в постель не к такому милому Джанни? Может, ты питаешь слабость не к тем, кто мил? — Он сардонически вздернул бровь. — К грубиянам? — Джанни хотел нанести ей оскорбление, и ему это удалось.
Миранда побелела, ее губы задрожали. Такое состояние было не впервые, и она знала, что остановилась в шаге от слез.
— Пошел прочь, ты, самоуверенный, самовлюбленный осел!
Не дожидаясь, когда он уйдет, Миранда выбежала из кухни. Бросив взгляд через плечо, она увидела, что Джанни стоит с каменным выражением лица. Кажется, не только у нее есть характер.
Коротко всплакнув, Миранда умылась, вернулась в кухню и провела остаток дня за приготовлением морковно-кориандрового супа и морковного пирога. К тому времени, как молодая женщина начала украшать пирог сливочным сыром, она почувствовала себя спокойнее.
Точнее, она чувствовала себя спокойной, но жалкой.
Джанни избегал ее, и когда их пути пересекались — все-таки дом был недостаточно велик, — он делал вид, что не замечает Миранду. В отместку она стала покидать комнату, как только Джанни входил туда, доказывая, что не он один умеет вести себя словно ребенок.
Сломал эту стену молчания Лайам:
— Папа везет меня покушать рыбу и чипсы. Он спрашивает: ты поедешь с нами?
— Скажи папе… — Миранда оборвала себя, когда в дверном проеме возникла высокая фигура.
— В десяти милях отсюда есть отличное местечко, — пояснил Джанни. — Мы обязательно ездим туда, когда останавливаемся у Люси.
— Спасибо, — сказала она, холодно склонив голову. — Но я не настолько голодна.
Джанни пожал плечами. Может быть, стоило принять оливковую ветвь мира, но Миранда не была готова к этому.
Когда они уехали, она ела свой морковный пирог до дурноты и отправилась в постель в девять часов. Не прошло и нескольких минут, как в дверь постучали.
Неужели Джанни, обуреваемый желанием, вернулся, чтобы попросить у нее прощения? Эта мысль исчезла, как только он вошел в комнату. Его лицо было белым и напряженным, от мужчины волнами исходила тревога.
