— Естественно. А как еще я мог реагировать на то, что увидел, когда расстегнул пуговицы? Мои губы сами потянулись к…
— Ну конечно, — с иронией прервала его Диана. — А куда потянулись твои руки? Если бы тот бродяга не попросил у тебя сигарету, то не знаю, что бы произошло…
— Зато я прекрасно знаю, — рассудительно и с ноткой сожаления в голосе заметил Тим. — Мы смотрелись бы со стороны как два белых лебедя, играющих на шелковистой траве. Спасибо, конечно, королеве Великобритании за то, что повелела держать этот парк открытым круглосуточно. Но вот вход для иных лиц, кроме влюбленных, туда надо было бы ограничить, особенно в ночное время.
— Я знаю твою точку зрения на деяния монарха. Ты уже как-то выступал по поводу ее покровительства велосипедистам. Когда один из них подал на тебя судебный иск.
— Я лоялен к деяниям королевы, но только в разумных пределах. Эти велосипедисты под королевским прикрытием почувствовали свою безнаказанность и наглеют. А суды почти автоматически все решают в их пользу… Ладно, черт с ними! Лучше давай я тебе расскажу, что мы будем делать, когда приедем к тебе из аэропорта. Вначале зашвырнем твой чемодан в самый дальний угол. Потом я сорву с тебя всю одежду до последней ниточки. Затем мы заберемся вместе в ванную…
— Нет, Тим, лучше не надо. А то я сегодня ночью вообще не засну. Я и так мучаюсь без тебя и считаю каждый час, оставшийся до нашей встречи. Предпочла бы услышать это описание не по телефону, а глядя в твои глаза. Они у тебя в этот момент преображаются. Даже начинают светиться желтым, как у кота… Знаешь, дорогой, у тебя очень сексуальный голос и мне приятно его слышать. Но, к сожалению, мне пора. Есть кое-какие небольшие, но срочные дела. Так что до завтра. Утром позвоню. Целую тебя много-много раз. Приятных снов. Про меня в ванной без единой ниточки на теле. — И она выключила телефон, не дожидаясь ответного потока слов.
Ей всегда было трудно прерывать их разговоры. Но нередко приходилось. Конечно, приятно слушать, когда тебе столь красиво говорят о любви. Но вот ей самой почему-то никогда не удавалось выразить свои чувства по телефону. Идущие от души слова вдруг начинали звучать как-то суховато и даже неискренне, проходя через техническое устройство, как будто трансформируясь в некие условные сигналы. Гораздо проще и естественнее говорить все это, видя перед собой лицо человека, для которого предназначены эти слова, свое отражение в его глазах, расцветающую в них радость и тепло настоящей любви, согревающей твое сердце.
Диана не сказала Тиму о предстоящем банкете, чтобы не расстраивать лишний раз по пустякам. Она знала его впечатлительную натуру и не хотела будить необузданную фантазию «лондонского мавра». Мало ли что может напридумывать этот человек, сидя в одиночестве у себя дома и представляя ее общение с потомками свирепых викингов.
Невольно она усмехнулась, представив этих потомков за современным обеденным столом в старинных доспехах. Похоже, что прапраправнуки викингов начали вырождаться и, по крайней мере, внешне уже не способны на лихие морские набеги. Впрочем, как показывала практика, приставать к женщинам они еще не разучились, так что придется соблюдать известную осторожность.
Диана еще раз посмотрела на часы, убрала телефон в сумочку, вздохнула и неспешно направилась в сторону ресторана «Лофотен Фиск», заранее ощущая вкус норвежских морских деликатесов на губах. Слабая замена, конечно, для огненно-жгучих поцелуев столь далекого от нее Тима, тоскующего сейчас в огромной пустой квартире. Но что поделаешь. Даже на розах бывают шипы.
Тим намеревался объясниться в вечной любви с предложением руки и сердца прямо в зале для прилетающих аэропорта Хитроу. По крайней мере, заготовил пламенную и вроде бы достаточно убедительную речь, в которой отметал начисто любые возможные препятствия с любой стороны на пути к их счастливому семейному будущему. В которой описывал светлые дали и блестящие перспективы их совместной жизни. С живописным древним домом на ярко-зеленой лужайке где-то в горной долине Шотландии, начинающейся со слова «Глен», как у принца Чарльза. Бегающих по этой лужайке жизнерадостных и красивых детей, столь похожих на своих родителей. Не менее двоих, а скорее даже четверых. Огромной белой океанской яхтой, скользящей по зеленовато-синей морской глади, с палубы которой свешиваются те же самые любопытные и веселые мордашки детей, любующихся прыжками летающих рыб. Сверкающую бриллиантовую диадему на пышных бронзовых волосах жены будущего британского посла где-нибудь на приеме у японского императора, шведского короля или американского президента…
Но вот озвучить эту речь не получилось. Весь кураж разом улетучился, когда Тим увидел в толпе светящееся от радости и столь необыкновенное, сказочно прекрасное лицо. Лицо Любимой Женщины. Его захлестнул поток эмоций, которые нельзя передать никакими словами, даже самыми красивыми и проникновенными.
Он смог только сказать, протянув ей букет белых роз:
— Боже, как я тебя люблю!
А потом распахнул объятия и прижал эту необыкновенную женщину вместе с цветами к груди, зарывшись пылающим лицом в ее пышные волосы. Когда Диана откинула голову назад, он нашел ее жаждущие полуоткрытые губы и надолго прильнул к ним, впитывая сладость и аромат излучаемой ими любви и страсти…
Затем пришлось все же на некоторое, мучительно долгое время разомкнуть объятия, чтобы добраться до машины. Тиму нравился искренний восторг на лице Дианы, возникающий каждый раз, когда они стояли рядом или ехали в его роскошном автомобиле «для состоятельных джентльменов со вкусом».
Правда, на сей раз тронуться с места им удалось далеко не сразу. Они опять целовались, сидя на передних сиденьях, не в состоянии вновь оторваться друг от друга, как будто не виделись целую вечность. Им было не до слов. Губы и язык у каждого были заняты совсем другим. Безмолвной передачей условных знаков любви, одинаковых у всех народов, о пробудившихся и расцветших пышным цветом чувствах.
Наконец им все же удалось добраться до дома Дианы. Тим осторожно вел машину одной рукой, другой обнимая свою спутницу за плечи, не в силах прервать сладостных ощущений от прикосновения к ее телу. Он говорил о своих чувствах к ней, о том, как скучал без нее, какие видел эротические сны с ее участием.
Но, повествуя о многом и важном, Тим так и не решился сказать о главном. Нужные слова вот-вот готовы были сорваться с его языка и достигнуть ее ушей. Но в последний момент как будто незримый, непреодолимый барьер опускался перед ними, отпугивая их и возвращая вспять, в глубины мозга.
