пресс её кладёт. – Трогай! Наслаждайся!
– Трогаю. Наслаждаюсь, – повторяю, словно загипнотизированная. – Но свою грудь пощупать не дам!
– Ну, Картотьян! Ну нечестно! – восклицает он.
– Честно! А ну, обратно! – требовательно прошу, когда он делает шаг назад, и мой кайф кончается. Даже кончиками пальцев теперь ничего не чувствую.
Поняв, что поступать по моему он не намерен, спрыгиваю и иду сама к нему. Тем самым я делаю главную ошибку. Иду на поводу у него. У этого хитрого змея-искусителя.
– Попалась! – обхватывает мою талию и прижимает к себе. – Я знал, что ты, моя рыбка, клюнешь на приманку в виде торса. Теперь я рыбку поймал. И пожарю!
– Егор!
– А поздно! Поздно хвостом махать, Сарочка! – деловито заявляет, но вопреки всему, медленно приближается к моим губам и целует так аккуратно, словно я могу рассыпаться, и он не успеет меня поцеловать.
Сара
– Егор, м-м-может не надо? – заикаюсь как овечка, когда он бросает меня на кровать, а сам начинает раздеваться под музыку. Сколько раз была в этой квартире, только сегодня узнала, что у него есть голосовая колонка, которая включает композиции по первому требованию. – Я это… поеду домой? Там надо дела делать… – и тихонько ползу в сторону двери по кровати.
– Рыбка… не надо… – хватает меня за щиколотку, когда я начинаю ползти, чтобы сбежать. Тянет обратно и заставляет вновь разложиться на подушках.
Нет, я не боюсь Егора. И не боюсь близости.
Но его эти безумные, дикие и огромные глаза, которыми он смотрит на меня, пугают. Он словно маньяк какой-то, честное слово.
– У рыбки нет ног. Только хвост, – тянет он злорадно, возвращая меня на место. – У моей рыбки есть красивые глазки, вкусные губки и…
– Егор, – хнычу ему прямо в губы, пока этот полураздетый Ален Делон нависает надо мной. – Мне страшно!
– Чего?
– Тебя, – продолжаю ныть.
– Разве я страшный? – пожимает он плечами. – Я самый прекрасный и красивый человечек на свете, Сара. Разве нет? Я когда-нибудь тебя обижал? Делал больно?
– Нет, но…
– Но и дальше я тебя не обижу, – продолжает он за меня, и его слова даже успокаивают. – Обещаю, – чмокает в нос. – Ты мне веришь?
– Мне так мама в детстве перед уколами говорила.
– Картотьян, ты уже большая девочка. И уколов я делать не буду. Разве что большим шприцем… – Сам придумывает шутку и сам же над ней смеётся. А мне ни капли не смешно. Я собираюсь переспать с парнем, о близости с которым мечтала последние несколько лет.
– Я не готова! У меня ноги не побриты! – Решаю идти ва-банк. Опозоримся, но не дадимся!
Только вот я уже год как после курса лазерной эпиляции, и волос на теле у меня почти нет.
– Ничего страшного. Я тоже небритый, – проводит рукой по бороде. – Но целоваться нам же это не мешает. Так ведь?
– Его-о-ор…
– Не хочешь? – скатывается расстроенно и ложится рядом с тяжёлым вздохом.
– Хочу, – забираюсь ему под руку и, подняв голову, ищу его взгляд. – Просто мне страшно. Я много читала, и там такое рассказывают! Такое… о том, как первый раз проходит.
– Больно бывает, только если бояться, и мужчина не подготовит женщину как следует, – спокойно объясняет и даже в висок целует.
– У тебя уже были… такие, как я? – ревниво уточняю.
– Да. Была одна. В прошлом. Только она бросила меня через месяц, заявив, что я нужен был ей только чтобы красиво вскрыться. И не больше, – закатывает глаза. – Моя коллега, кстати. Потом я решил, что буду только с опытными спать. В Лапину влюбился. Только всё равно чистота в женщине меня по-прежнему привлекает.
– Ты её любил? Ну, ту, первую? Коллегу?
– Ну… симпатия была, – отвечает, задумчиво поджав губы. – Без этого никак.
– Получается ко мне симпатия тоже есть? – поворачиваюсь к нему и пальчиком вычерчиваю линии на его груди.
– Конечно, есть! Глупый вопрос. Даже у тебя есть ко мне симпатия, если ты сейчас в моей квартире. В моей кровати и в моих объятиях лежишь.
– Есть симпатия, – признаюсь и двигаюсь к нему поближе. И, наклонившись, быстро его чмокаю.
– А ну, ещё раз, – командует он мной, и я с улыбкой повинуюсь. – Ещё… Ещё… – не унимается он, наслаждаясь каждым поцелуем, который я ему дарю.
– Сам не хочешь? – с вызовом спрашиваю, устав от этого попрошайки.
– Уверена? – на его лице расцветает коварная улыбка. – Я думал дать тебе шанс быть главной, но если ты просишь…
И я незамедлительно оказываюсь под ним. На нём. Перед ним и… Чёрт возьми. Я оказываю одним целым с ним.
Сара
– Так бы и обнимал тебя, – шепчет Егор на ухо, подойдя ко мне и обняв, тем самым помешав мне готовить нам блинчики на завтрак. – Но есть я сейчас хочу больше.
– Громов, ты такой неромантичный, – кидаю, переворачивая блин. – Где слова любви? Предложение руки и сердца? Клятвы и обещания?
– Я обещаю тебе, что как только ты накормишь меня, я отблагодарю тебя, – произносит, приложив руку к своей груди.
– Боже, какой ты пошляк! – отвечаю ему и замахиваюсь лопаткой на него.
– Тише, тише, Сара! – выставляет руки перед собой. – Мне только гипс сняли и тутор! Давай не будем мне новых травм наносить?
– Тогда не мешай, – прошу, улыбнувшись ему.
Отложив всё в сторону, тянусь к нему и притягиваю ближе для поцелуя. Робкого и слегка взволнованного, но иным этот поцелуй и не может быть. Меня разрывает на части от одной мысли, что мы уже пятый день просыпаемся в одной кровати, а каждую ночь «жарим рыбку».
– Ты с чем будешь блины? – спрашиваю, обнимая его. – В холодильнике есть…
– С тобой буду. Можно?
– Нельзя, – мотаю головой, удивляясь тому, как вообще за эти пять дней выжила. Он ведь и правда меня съесть может. Уже проверяли. И не раз. И судя по следам укусов по всему телу, про блинчики со мной он точно не шутит.
И сейчас бы не прочь оставить след от зубов, но кто-то меня спасает.
– Я быстро, – чмокает меня в щёку и убегает в сторону спальни, откуда доносится телефонный звонок.
Подняв трубку, болтает с кем-то по пути обратно на кухню. Я же возвращаюсь к готовке. Сама уже безумно есть хочу.
– Да не голодный я, мам! Я себе повара нанял, – успокаивает Егор родительницу, шлёпнув меня по пятой точке. – И убираться не надо приезжать. Мой повар убирает тоже.
Оборачиваюсь к нему с вопросом во взгляде: «Я тебе повар-уборщик?». Но Егора это лишь забавляет.
– Но знаешь, мам. Если умеешь комоды чинить, то приезжай, – подмигивает, напоминая, как именно они сломались
