Мужчины, да и некоторые женщины, имевшие смелость посетить заведение такого рода, были очарованы. Её красотой восхищались, носили букеты и писали стихи-посвящения... Толпа поклонников росла, грозя превратиться в армию. Завистницы стали звать её богемной феей, брезгливо фыркая и морща носик, заслышав одно только имя Анны. А мужчины, вторя конферансье, который объявляя новый номер кабаре, дал ей звучное имя, звали её теперь не иначе, как Черной Жемчужиной.
Живя в своём мире дорогих платьев с умопомрачительными вырезами, шляпок с перьями, атласных перчаток, зонтиков и духов, Анна практически потеряла связь с реальностью, всё больше погружаясь в мир восторженного обожания.
Но однажды, в безликой толпе одинаково влюблённых поклонников, она встретила печальный взгляд чьих-то медовых глаз. Лишь одно мгновение он смотрел прямо в её глаза, а потом снова опустил взор на дно бокала с янтарным виски. Она допела свою песню, едва не спутав слова последнего куплета, и ушла за кулисы. В тот вечер Анна выходила на сцену ещё трижды, но Его уже не было в зале. А печальные глаза никак не шли из головы...
С тех пор поклонники ушли на второй план. Букеты с признаниями сваливались кучей в углу гримерки, а постоянные приглашения на свидания просто стали раздражать.
Лишь раз в неделю, по вечерам пятницы, Анна чувствовала, что она жива. Пела так, словно это будет последняя её песня. Он приходил в одно и то же время. Слушал старинную цыганскую песню о несчастной любви, допивал свой неразбавленный виски и исчезал без следа. Поздней ночью пятницы раздавался тихий стук в дверь. На пороге лежала черная роза с привязанной к стеблю черной жемчужиной и краткой подписью: Сэр Томас. Как ни пыталась Анна выследить, кто приносил этот презент – все попытки были обречены на провал. Словно сам дьявол являлся из-под земли, оставлял ей драгоценный сувенир и исчезал восвояси... А с чего, собственно, она была так уверена, что ночным поклонником был именно хозяин грустных медовых глаз?! Вдруг, это пожилой, усердно лысеющий дядюшка с милым пузиком, старательно упрятанным в брюках с подтяжками, который живет прямо напротив? Или красавчик-студент, живущий этажом ниже и спускающий последние деньги на танцовщиц из того же кабаре? Да кто угодно!
Но нет... Ей отчего-то очень хотелось верить, что это был именно Он. Иначе и быть просто не могло!
Внезапно, Анне пришла сумасшедшая мысль. Она даст ему понять, что обо всем догадалась! И они обязательно будут вместе.
В следующую пятницу, выбрав скромное белое платье, выгодно оттенявшее её смуглую кожу, она приколола к корсажу одну из так любимых ею черных роз, собрала на длинную нить все свои черные жемчужины и дважды обернула ожерелье вокруг шеи...
Анна медленно и печально, словно в неком подобии траура, вышла на сцену. Села на краешек высокого табурета и взглянула в зал...
Он... Сегодня каким-то совершенно немыслимым образом на нем был белый смокинг... С заколотой в петлицу черной розой...
У Анны перехватило дыхание. Но Он... Он ей улыбнулся. Дьявол! Что это была за улыбка?! От волнения задрожали колени, и по спине легким бризом спустилась к копчику волна морозных мурашек.
Заиграла музыка и зал мгновенно затих, но Анна сделала знак аккомпаниатору, и инструмент тоже смолк. Она обвела глазами слушателей, улыбнулась – одновременно всем и каждому в отдельности, и запела. Запела тихий, словно колыбельная, мелодичный старинный романс, который всегда мечтала спеть тому единственному, который сумеет похитить её сердце. Голос уходил во мрак зала и, словно тонул в вязком тумане, растворяясь в клубах дыма сигар. Оборвав последнюю фразу, Анна закрыла глаза и замолчала...
Зал, в безмолвном потрясении, заворожено следил за медленно опускающимся тяжелым занавесом, бережно скрывающим певицу от публики...
Слегка пошатываясь, будто в дурмане, Анна побрела в гримерку, предвкушая, наконец, такую долгожданную встречу, как вдруг, путь ей преградил темный силуэт. Дыхание перехватило, голова закружилась, и мир вокруг померк, оставляя лишь приглушенный звук, отдаленно напоминающий стучащие по крыше капли дождя и запах, едва уловимый запах роз...
Оглушающий вопль, сдавленные всхлипы, гомон перешептывающихся голосов, полицейская сирена, люди в форме, потрясенные работники кабаре и поклонники, спешно отводящие печальные взгляды от накрытого белоснежной скатертью тела...
Пятьдесят четыре собранные по сцене жемчужины и черная роза в стакане неразбавленного виски без отпечатков пальцев...
Автор: Tamata
Хетти работала горничной в городском особняке лорда Ховарда ровно тринадцать дней, пять часов и десять проклятых минут! По чести говоря, до недавнего времени жизнь ее в этом красивом и богатом доме была не так уж и плоха, и вполне могла оставаться такой и впредь, если бы ее не угораздило потерять украшенную внушительным рубином булавку для галстука, которой молодой хозяин как она знала, очень дорожил. Это несчастье случилось с ней не иначе как по злому року, или как еще можно объяснить тот факт, что за минувший год, по тем или иным причинам Хетти сменила шесть мест работы, вынужденная по-новому приспосабливаться к очередным хозяевам и их многочисленным причудам. Но в этот раз неприятность грозила обернуться серьезными бедами. Перспектива долговой тюрьмы казалась реальной и неотвратимой. С доходом обычной горничной нечего было и думать о том, чтобы расплатиться за пропажу. И смолчать не получится. Дворецкий Торенс и экономка миссис Хант прекрасно осведомлены, что уборка в покоях хозяина была поручена ей, так как камердинер лорда, мистер Уоткинс, вот уже как третий день лежал с тяжелой простудой.
– Ну, куда же ты, мерзавка, подевалась?! – встав на колени, пыхтя и потея, девушка шарила рукой в узком пространстве под массивным лаковым комодом, отчаянно желая отыскать драгоценную вещицу.
– Какой живописный и, я смею надеяться, гостеприимный вид! – донесся от двери спальни добродушно-насмешливый голос, приятно оттененный сквозящей в нем аристократической ленцой.
К несчастью, Хетти была так раздосадована и взволнована, что, проявив беспечность, отреагировала совсем не так, как это следовало сделать скромной и благонравной девушки ее положения.
– Лучше перестаньте острить, сэр, и помогите мне. – приказала она, не бросив на вошедшего и взгляда. Она даже не потрудилась одернуть задравшийся подол, из-под которого выглядывали расшитые крохотными незабудками чулки («наследство» одной взбалмошной актрисы, у которой Хетти служила прежде, требовавшей чтобы все ее горничные были хороши собой и носили изысканное нижнее белье), продолжая обыскивать покрытый персидским ковром пол и укромные уголки под многочисленной мебелью.
