корчу рожицу, прекрасно понимая, что мне не избежать сегодня бурной ночи.
Но… К вечеру я чувствую озноб и слабость. Глаза просто слипаются и хочется спать. Притом мертвецки…
— Вика, иди сюда, маленькая, — Генрих проходя мимо, привлекает меня к себе.
Я решаю, что он, как обычно, хочет поцеловать, пока бабушка не видит, а он лишь нежно касается своими мягкими губами моего лба.
— Вика, у тебя поднимается температура. Ты как себя чувствуешь? — заботливо спрашивает он.
И от этой заботы, направленной в мою сторону, последние силы меня покидают.
— Знобит немного и спать хочу, — честно признаюсь мужчине.
— Маленькая, вещи самые необходимые собери. Мы едем в Москву.
Я пытаюсь возразить, но всё тщетно. С доводами Генриха не поспоришь:
— Маленькая, ты хочешь заразить Оленьку и бабушку? Это скорее всего грипп. Я такой бякой не болею, мне это не опасно, а вот остальные. Давай, моя девочка, быстренько.
Я направляюсь в детскую в поисках своих вещей, а Генрих всё рассказывает бабушке. Она быстро собирает нам с собой пару пакетов, сокрушаясь, как это меня так угораздило.
Голова перестаёт работать очень быстро. С трудом собираю вещи, но кое-что собираю, и минут через тридцать мы уже едем в Москву. В машине я быстро проваливаюсь в забытьё.
Глава 12
Генрих
Прохожу с очередной коробкой в комнату бабушки. Клавдия Ивановна решает сегодня уморить всех домочадцев и разложить все вещи по своим местам. Теперь понимаю в кого Виктория такая упёртая. В бабушку. Проходя мимо, бросаю взгляд на Вику, аккуратно расставляющую посуду в кухонный шкаф. Что-то в ней не так, но что, не улавливаю сразу. Решаю заглянуть к ней на обратном пути. Бабушка уже командует:
— Касатик, вот сюды ставь. Вроде всё принесли. Тепереча раскладывать буду.
Мысли возвращаются к Вики. Что с моей девочкой не так? Иду к ней с целью поцеловать, но в глаза бросается нездоровый румянец её милых щёчек.
Я ещё ночью почувствовал тяжёлое дыхание, но потом решил, что показалось. Утром она спала спокойно, дыхание было ровным.
Весь день Вика порхает весёлым мотыльком, лишь слегка смущается под моим пристальным взглядом и краснеет. Подхожу и прикасаюсь губами, пробую лоб. Температура… Ещё не высокая, но уже есть и глазки неестественно блестят.
— Маленькая, как ты себя чувствуешь? — интересуюсь я, а Виктория отвечает, что знобит и спать очень хочется.
Вот теперь придётся точно уехать и не к Герману, как я планировал, а в Москву, к себе. Ещё не хватало детей заразить простудой. А то, что это вирусная инфекция, сомневаться не приходится. Стоя на трассе в ожидании помощи, Вика сильно замерзла, а я в тот вечер, как последний болван, не предал этому значение и даже позднее не поинтересовался у девочки её самочувствием. Лишь однажды промелькнула мысль, что Вика изредка чихает.
— Вика, собирай самые необходимые вещи, мы едем в Москву.
— Я никуда не поеду, не командуй мной. Здесь ещё всё намыть нужно, по местам разложить. Кто это делать будет? Бабушка?
— Вика, у тебя температура поднимается. Это скорее всего вирусная инфекция. Ты хочешь бабушку с Оленькой заразить и папу в придачу?
Этот аргумент оказывается весомым, и Вика идёт собирать вещи. Бабушке приходится всё объяснить самому. Бабуля причитает, быстро собирает нам с собою варенье, мёд и что-то ещё, как она говорит, самое необходимое, но мне это не важно. Для меня самое важное сейчас доехать до дома, пока температура Вики не достигла пика.
Мы уезжаем, не дожидаясь мужчин с непоседой- Оленькой. Уже с дороги я звоню Марку, попросив подстраховать меня. Вадиму Игоревичу будет сложно разобраться с расстановкой мебели в детской. Поэтому этот важный момент возлагаю на плечи племянника, как и помощь этим милым людям в моё вынужденное отсутствие.
Вика моментально засыпает в машине и спит всю дорогу. Хорошо хоть пробок нет, добираемся быстро. Будить очень не хочется, но приходится.
— Вика, девочка моя, просыпайся. Мы приехали, — бужу её я. Она просыпается, хотя и не сразу. Проснувшись, хлопает своими длинными ресничками, соображая, что происходит. — Маленькая, мы приехали. Пойдём домой. Сейчас измерим температуру и примем лекарство.
Помогаю Вике вылезти из машины. Она, от дуновения ветра ёжится и пытается закутаться в шарф.
Дома помогаю снять шубку, провожу в спальню. Вика раздевается и падает в кровать, тут же нырнув под одеяло. Её сильно знобит. Ставлю чайник, измеряю температуру. 39,2 °C. Не хило её накрыло!..
Я впервые так ухаживаю за больным человеком. Сам. Помогаю ей во всем. Вика или плохо понимает, что происходит, или доверилась мне полностью, разрешив так за собой ухаживать. Я провожаю её в туалет, помогаю переодеться в сухое бельё, так как от пота её пижамка становится мокрой, хоть выкручивай.
Лишь к утру температура спадает до 37,6 °C, и моя девочка безмятежно засыпает. Я падаю рядом, на всякий случай выпив противовирусное. Мне болеть нельзя. Во-первых, на работу через несколько дней, там ждут пациенты. Во-вторых, родителям я обещал приехать в конце января. Теперь уже сомневаюсь, что смогу оторваться от Виктории.
Следующий день мы боремся с температурой, которая настойчиво поднимается выше 38 °C. Всё, воспаление спускается вниз. Воспаление лёгких на лицо. Приходится колоть уколы, без антибиотиков здесь не справиться.
Утром меня будит кашель Вики. И всё-таки кашель становится влажным. Это уже маленькая победа. Встаю, завариваю отвар, готовлю лёгкий завтрак, ставлю Вики градусник. 38,1 °C. Температура держится. Вика, измученная температурным кошмаром, пытается улыбнуться.
— Доброе утро, моя маленькая. Как ты?
— Нормально, — хрипит Вика и заходится в кашле. — Дышать тяжело.
— Сейчас, моя девочка, мы сделаем вот так, — я подкладываю вторую подушку и помогаю Вике устроиться поудобнее. — Теперь мы позавтракаем.
И ставлю перед Викой кроватный столик с тарелкой каши и кружкой чая с лимоном. Вика морщит носик.
— Что тебе не нравится? — интересуюсь я.
— Я не ем кашу и не люблю лимон, — твёрдо говорит она.
— Вика, я это учту, но сегодня кашу придётся съесть. Она питательная, легко усваивается и с живыми витаминами. Чай тоже придётся выпить, лимон — это кладезь витамина С, который тебе необходим. Давай, кушай, — я протягиваю Вике ложку.
Вика берёт ложку и нехотя ковыряет кашу, но после третьей ложки дело идёт лучше, и Вика съедает всё.
— Генрих, а где моя пижамка. Я же в ней была? — интересуется моя девочка.
— В стирке, как и куча моих футболок. Мне приходилось их менять несколько раз. Ты вся мокрая была.
— Ты меня сам переодевал?.. — милые карие глазки Виктории округляются и бросают молнии возмущения. Моя маленькая начинает злиться.
— Вика,
