Сердце Анджелы остановилось. Сейчас она не то что говорить — дышать не могла.
Ларри ждал ответа, и в карих глазах его, так похожих на глаза Бена, светились нетерпение и надежда.
— Да, — ответила она наконец, моля Бога, чтобы Ларри, когда все узнает, простил ее. — Когда-нибудь Бен станет прекрасным отцом.
— Вот и я так думаю, — проговорил Ларри, укладываясь в постель. — Из Бена получится лучший папа в целом свете! Почти такой же классный, как мой.
— Бену будет очень приятно узнать, что он тебе так понравился. — Анджела наклонилась и поцеловала сына в лоб. — Приятных снов.
Бен станет прекрасным отцом, повторила Анджела мысленно. Интересно… каким он будет мужем?
Нет. Об этом думать не стоит.
Бен — отец ее сына. И никто больше.
Присев на диван, Бен углубился в блокнот, в котором делал заметки по делу Ричарда Делани.
— Боже мой! Что это у тебя, работа?
— Пока ты укладывала Ларри, я не тратил времени даром.
Бен и не заметил, что она уже вернулась. Ну почему, черт возьми, всякий раз, как он собирается поработать, его отвлекает Анджела — или мысли об Анджеле?!
— И еще я разжег огонь в камине.
— Да, я заметила. В доме стало намного теплее. — Голос ее почему-то пресекся, и Анджела кашлянула, прочищая горло. — Спасибо.
Бен снова уставился в блокнот.
— Над чем ты сейчас работаешь? — спросила Анджела.
— Очередной клиент. Я не рассчитывал брать отпуск на этой неделе, так что, когда вернусь, попаду в цейтнот. — Заметив на ее лице искренний интерес, он похлопал ладонью по диванной подушке рядом с собой. — Хочешь посмотреть?
Анджела нерешительно обернулась в сторону кухни.
— Но грязная посуда…
— Посуду ты сегодня уже мыла. У Эбби. — И, невольно улыбнувшись ее растерянности, добавил: — Я не кусаюсь. А мой блокнот — тем более.
Анджела густо покраснела, но не двинулась с места.
— Что, вспомнила времена, когда я кусался?
Покраснев еще гуще и смущенно улыбнувшись, Анджела кивнула. А Бен понял, что поработать ему сегодня не удастся — ведь в ее глазах он прочел отражение собственных потаенных воспоминаний, сладких, как мечта, горьких, как полынь, живых и ярких, как сама жизнь… Бен молча закрыл блокнот и убрал его в задний карман джинсов.
— А как же твой цейтнот? — спросила Анджела.
— Ничего, успею. Дома я обычно работаю по двенадцать — четырнадцать часов в сутки.
— Немало.
Он улыбнулся.
— Ну что, всю ночь будешь здесь стоять или все-таки сядешь?
Вздернув подбородок, Анджела решительно села на диван. Бедра их на миг соприкоснулись — обоих словно пронзило электрическим током. Анджела поспешно отодвинулась.
Очень разумно с ее стороны, одобрил Бен. Но почему же я испытываю разочарование?
— А Ларри уже спит? — спросил он, стараясь не думать о том, что за аромат исходит от ее волос.
— Заснул, как только голова коснулась подушки, — ответила Анджела. — Ты его сегодня совершенно вымотал.
— По-моему, это от меня и требовалось.
— А ты быстро учишься! — Ее серебристый смех согрел сердце Бена. — Ты молодец.
Бен и не ожидал, что простенький комплимент может вызвать у него радость и гордость.
— Спасибо.
— Не за что.
Наступило молчание — но не напряженное, а уютное. Молчание, которое нет нужды нарушать бессмысленной болтовней. Так молчат двое, когда им хорошо друг с другом.
Вдруг свет в комнате мигнул. Раз, другой. А в следующую минуту дом погрузился во тьму: единственным источником света остался огонь, мерцающий в камине.
— Ну вот, мы остались без электричества. — Анджела вздохнула. — Пойду принесу свечи.
— Не нужно, — остановил ее Бен. — Хватит и огня в камине.
Полумрак настроил его на романтический лад, и вдруг некстати вспомнился сегодняшний несостоявшийся поцелуй… Нет, пожалуй, об этом думать не стоит.
— И все-таки без света не обойтись. — Анджела встала, достала из шкафа старинную масляную лампу, поставила на столик и зажгла. — На случай, если кому-то из нас понадобится в ванную или…
Бен ее уже не слышал. Следя за ее стройным силуэтом в неярком свете лампы, он думал только об одном: сможет ли остановиться? Сумеет ли удержаться от соблазна и не закончить то, что начал днем?
Анджела села и сложила руки на коленях. Ни дать ни взять пай-девочка! Но Бен уже знал, какие бури кипят за этим строгим фасадом.
Бен придвинулся ближе и положил руку на спинку дивана. При этом Анджела выпрямилась еще сильнее, стараясь оказаться как можно дальше от его руки.
— Романтическая обстановка, правда?
— Гм…
Бен догадался, что романтика ее сейчас совершенно не радует, и осведомился:
— Что-то не так?
— Просто устала.
За окном пронзительно взвыл ветер. Анджела вздрогнула, и Бен припомнил, что бури и прежде вызывали у нее страх.
Он положил руку ей на плечо.
— Все еще боишься непогоды?
— Не то чтобы, но…
Но сейчас явно боится — достаточно взглянуть, как она напряжена. Бен вдруг вспомнил, как однажды перед экзаменом растирал Анджеле плечи, чтобы успокоить.
— Хочешь, я помогу тебе расслабиться?
Он начал осторожно массировать ей шею — и тут же ощутил, как Анджела сжалась под его прикосновением.
— Право, Бен, тебе не обязательно…
— Не обязательно. Но очень хочется.
Теперь он понял, чем пахнет от ее волос, — ромашкой. Должно быть, запах ее шампуня. Черт, может, все-таки не стоит к ней прикасаться?
— Ты только и делаешь, что обо всех вокруг заботишься.
— Как любая мать.
— Но иногда для разнообразия надо, чтобы кто-нибудь заботился о тебе.
— Послушай, — нервно пробормотала Анджела, — не надо. В самом деле не надо. Матери, как правило, сами о себе заботятся.
Придвинувшись ближе, Бен прошептал ей в самое ухо:
— Но ты ведь не только мать. Ты еще и женщина.
Анджела затаила дыхание.
Черт побери, он ведет себя, словно заправский ловелас! Так нельзя. Ведь это Анджела. Он не должен ее спугнуть — или, хуже того, обидеть. Самое большее, что ему от нее нужно, — поцелуй.
— Расслабься.
— Я стараюсь, — задыхаясь, прошептала она.
— Плохо стараешься.
— Бен, пожалуйста, хватит!
Бен убрал руки.
— Тебе больно?
— Нет, — еле слышно ответила Анджела. — Но все это может… может… закончиться…
— Чем-нибудь очень хорошим. — Бен погрузил пальцы в ее густые волосы и принялся массировать кожу головы. Боже, как хорошо! — Вот так… тебе нравится?
Анджела обмякла. С губ ее сорвался вздох.
