— Что ты молчишь? — не выдержала Одри. — Ты что-нибудь решил или вообще забыл, что я здесь сижу, и думаешь о своем?
— О вас, мадмуазель, забудешь, как же, — усмехнулся Жюльен. — Пять минут тишины и покоя — это максимум того, на что вы способны. Правда, Одри, как у тебя хватает терпения писать картины? С твоим-то темпераментом и переменчивым настроением. Только что спокойна, улыбаешься — и вдруг вскакиваешь, начинаешь рыдать, тут же успокаиваешься, смеешься…
— Просто картины не говорят мне обидных вещей, — серьезно ответила Одри. — И потом им не приходится извиняться.
— Просто картинам не приходится думать, как тебе дальше жить, чтобы не пустить свою жизнь коту под хвост, — вздохнул Жюльен. — И потом у них не шалят нервы. Ладно, поступим так. В выходные я съезжу к родителям и все им объясню. Не хочется делать это по телефону — мама расстроится.
— А что делать с Мари? Если ей тоже сказать правду, завтра все будут надо мной смеяться, и Бюван — громче всех. Будет еще хуже, чем до того, как мы встретили Бювана на заправке.
Жюльен вздохнул.
— Если бы Лезадо не служили нашей семье верой и правдой много лет, я бы посоветовал тебе просто уволить ее. Но теперь я не могу с ними так поступить, даже если бы Мари выболтала все коммерческие тайны Фирмы, похитив у меня документы из сейфа.
Одри фыркнула. Она представила Мари в кухонном переднике, крадущуюся в ночи по офису Жюльена и вскрывающую сейф при помощи ручки от половника.
— Поэтому придется пока поддерживать ее в этом заблуждении. Родителям я объясню, почему Мари так считает и почему мы не пытаемся убедить ее в обратном, — закончил Жюль.
— Как я ненавижу лгать… — вздохнула Одри.
— Я тоже, — кивнул Жюльен. — У тебя есть лучшее предложение?
Лучшего предложения у нее не было.
— Кстати, спасибо, что приехала сама, — добавил он. — У меня так много дел, а я, признаться, чертовски устал во время поездки. В Милане сейчас настоящее пекло. У итальянцев есть очень правильная привычка устраивать сиесту. После обеда они закрывают свои лавки и спят — все равно в такую жару работать невозможно. А если я сейчас лягу и усну, сотрудники меня не поймут.
— А как твои переговоры? — спохватилась Одри. — По крайней мере, не зря съездил?
— Нет, не зря. Один очень известный кутюрье заказал у нас ткань с рисунками по авторским эскизам. Осенью будет показ весенне-летней коллекции на будущий год, и мы должны все сделать в сжатые сроки.
— Разве он не может заказать ткань у себя в Италии? На него наверняка работает куча народу? — удивилась Одри.
— Может. Но… — Жюльен улыбнулся. — Наверное, тебе будет приятно услышать, что в этом свою роль сыграла твоя мама. На глаза Джанни, нашего заказчика, попался старый журнал, в котором ее работам был посвящен большой фоторепортаж. Ему очень понравилось, как и в какой технике был выполнен рисунок. Джанни стал разыскивать Софи и вышел на меня. Он очень расстроился, узнав, что Софи Дюшансе давно нет с нами, но я предложил, чтобы кто-то из наших художников сделал то же самое по той же технологии. Только по эскизам самого Джанни. Он согласился.
Одри слушала, онемев от удивления. Она знала, что мама успела чего-то добиться, но не ожидала, что спустя двенадцать лет после смерти к Софи снова придет успех.
— И ты мне ничего не сказал? — только и смогла вымолвить она.
— Я ждал осени. Хотел, чтобы ты увидела готовый результат. Мы обязательно съездим на этот показ, и ты увидишь, что из этого получилось.
Одри на секунду задумалась, потом подняла глаза и несмело спросила:
— Жюль… А я могу увидеть этот фоторепортаж?
— Ты можешь увидеть даже оригинал. Образцы некоторых работ Софи хранятся в нашем музее. Ты же знаешь, у нас есть свой музей. Мы приглашаем туда клиентов, когда хотим показать, как давно существует Фирма и как много мы успели сделать за эти годы.
Глаза Одри загорелись в предвкушении.
— Ух ты! Нет, я не знала… Ты сводишь меня туда?
— Я рад, что тебе интересно, — кивнул Жюль. — Ты, между прочим, один из крупнейших акционеров, а совсем ничего не знаешь о фирме, от которой получаешь дивиденды. Между прочим, после выхода коллекции тебе как наследнице причитается круглая сумма — у Софи был патент на эту технологию нанесения рисунка.
— При чем здесь деньги, — досадливо отмахнулась Одри. — Мне интересно посмотреть. Пошли скорее.
— Я провожу тебя до музея и познакомлю с его хранителем. Надеюсь, ты простишь меня за то, что не я проведу для тебя экскурсию. Я бы с радостью, но через десять минут у меня совещание, — извинился Жюльен.
— Ничего страшного, — кивнула Одри. — Я понимаю.
Секретарша Жюльена Фермэ, мадмуазель Люси Брандэ, проводила шефа и его гостью злобным взглядом. Ну чем, скажите, чем эта тощая селедка лучше нее?
Люси была натуральной длинноволосой блондинкой с огромными голубыми глазами и маленькими розовыми ушками, привыкшими, что на них шепчут комплименты, балансирующие на грани приличия. Она работала у мсье Фермэ уже полгода, но шеф ни разу — да-да, представьте себе! — ни разу не сделал попытки вывести их отношения за рамки служебных.
Хотя она слыхала, что ее предшественницу уволили как раз потому, что… Нет, не совсем так. Девушку не уволили. Просто, когда их с шефом роман затянулся и глупышка стала устраивать сцены, желая из секретарши и любовницы превратиться в жену, ей предложили роль в рекламном ролике в качестве небольшого отступного. Девушка была бездарностью, и на этом ролике ее карьера заглохла. Наверное, она снова устроилась секретарем, но уже в другое место.
Но она-то, Люси Брандэ, не бездарность! Она смогла бы показать себя и стать звездой шоу-бизнеса! Но шеф, как назло, смотрел словно сквозь нее и никогда не приближал свои губы к ее розовым ушкам, чтобы сделать заманчивое предложение.
Игнорировал он и других девушек — служащих Фирмы. Зато когда она сегодня доложила, что в приемной ожидает Одри Дюшансе, мсье Фермэ приказал немедленно пригласить посетительницу, принести кофе и пирожные, причем непременно самые свежие. У Люси также было предписание соединять шефа с мадмуазель Дюшансе, когда бы она ни позвонила — даже если для всех остальных в этот момент его не было на месте.
Дюшансе… Дюшансе… Какая знакомая фамилия… Люси наморщила лобик, но тут же вспомнила, что это вредно для кожи. И все-таки, где же она это слышала? А, ну конечно. Так звали знаменитую художницу по ткани, чья работа сыграла огромную роль в становлении их любимой Фирмы. Именно так — Фирмы, с придыханием и особым пиететом в голосе.
Все понятно, решила для себя Люси. Значит, мсье Фермэ решил продолжить славную династию, соединив свою судьбу с наследницей Софи Дюшансе. Что ж, хороший выбор. Настолько хороший, что можно взять себя в руки и временно отказаться от связей на стороне. А ведь, говорят, Жюльен Фермэ был большим любителем слабого пола, и предыдущая секретарша была чуть ли ни одной из сотен его пассий.
