София пробыла в больнице до вечера. И именно она убедила Люси, что той необходимо поехать домой. В больнице отличный персонал, Денвера обеспечат всем необходимым, и им не имеет смысла проводить здесь всю ночь. К тому же Денвер не тяжелобольной. Люси хотела возразить, но потом передумала. Она вспомнила взгляд Денвера. Может быть, он на самом деле не хочет, чтобы она с ним осталась на ночь?
Но когда они сообщили, что обе придут завтра, Денвер на мгновение растерялся, а Люси не поверила своим глазам.
— Вы уходите? Обе?
София демонстративно молчала, пришлось отвечать Люси:
— Да.
Люси молча взмолилась, чтобы Денвер принялся возражать, чтобы попросил ее остаться, но он только кивнул головой.
Они вышли из палаты, и Люси сказала:
— По-моему, он обиделся.
— Дорогая, разрешите дать вам совет. Не позволяйте ему вами манипулировать. Это для вашей же пользы.
Целых два дня Люси выдерживала постоянные словесные атаки. Чем больше проходило времени, тем несноснее становилось поведение Денвера. Он каждый час твердил, что больше не останется в больнице, что ему надоело постоянно находиться в постели, что у него много дел, которые требуют безотлагательного вмешательства.
Люси с улыбкой выслушивала все это. Теперь она была спокойна. Денвер мог говорить что угодно и каким угодно тоном. Она не забудет того взгляда, которым он встретил ее на следующее утро после аварии.
В том взгляде читалась ничем не прикрытая радость.
Потом, конечно, Денвер пришел в себя и поспешил отвести глаза, но было поздно.
Поэтому Люси с радостью заботилась о нем и проводила с мужем много времени. От Кортреджа она узнала, что девушка, попавшая вместе с Денвером в аварию, родила крепкого здорового малыша, и ни ей, ни ребенку больше не угрожала опасность.
Денвера тоже порадовала эта новость.
— Кто тебе об этом сказал? Кортредж?
— Да, — беззаботно подтвердила Люси и подала ему апельсиновый сок. Денвер только что позавтракал.
Но муж не принял стакан. Напротив, он внезапно схватил пальцами ее руку и сжал:
— А тебе не кажется, что ты чересчур много времени проводишь в беседах с Кортреджем? — В его голосе послышалось раздражение, и Люси замерла.
— Нет.
— А мне кажется! — Теперь Денвер повысил голос.
— Что случилось? Почему ты разозлился? — Люси искренне не понимала причину его гнева.
Он не сразу ответил.
— Я хочу домой, — произнес он фразу, которая стала его излюбленной за последние два дня. — И будь я проклят, если останусь здесь хоть на час.
Вот теперь Люси насторожилась. Денвер не шутил.
— Постой, так нельзя… — попыталась она ему возразить. — Тебе еще рано домой. И при чем здесь доктор Кортредж? Я раньше не замечала твоей враждебности по отношению к нему.
— Мне он не нравится, — снова упрямо повторил Денвер. — Что тут непонятного?
— Он сказал, что вы знакомы…
— Да, и что дальше?..
— Денвер! Прекрати разговаривать со мной подобным тоном! — не выдержала Люси. — С чего ты переполошился? Он твой лечащий врач…
— Люси, неужели ты не слышишь, что я говорю?! Мне тут все осточертело, и Кортредж в первую очередь!
— Вот теперь я вижу, что ты окончательно пришел в себя. — В дверях стоял доктор Кортредж и насмешливо улыбался. Казалось, его нисколько не смутили слова Денвера. Зато Люси покрылась пунцовыми пятнами. Ей было стыдно.
— Кортредж, заканчивай ломать комедию, — откровенно зло бросил Денвер. — Успокой мою жену и скажи, что я могу катиться ко всем чертям. А то она мне так и не разрешит встать с кровати.
Доктор повернулся к Люси. Та терпеливо ждала его нареканий, но их не последовало.
— Миссис Стоун, я, собственно, и шел за этим. Больничный персонал больше не в состоянии терпеть характер вашего мужа. Так что мы будем счастливы, если вы заберете его сегодня же. Но постельный режим ему необходимо соблюдать еще дня три.
— Я и без твоих советов разберусь что к чему…
Денвер сел на кровати и смерил их взглядом. Да что с ним творится? Она никогда не видела, чтобы он был так груб с людьми. Причем незаслуженно!
— Не сомневаюсь. И еще, Денвер, постарайся больше не попадать ко мне, второй раз я не буду так великодушен. — С этими словами доктор Кортредж развернулся и вышел из палаты.
Как только за ним закрылась дверь, Люси резко повернулась к мужу.
— Тебе не стыдно? Почему ты себя вел как хам?
— А ты боишься, что Кортредж плохо о тебе подумает?
— При чем здесь Кортредж и я? Сейчас разговор о тебе! Он твой врач, и вместо благодарности ты ему наговорил кучу гадостей!
— Мы недолюбливаем друг друга, — раздраженно бросил Денвер.
— Это я заметила.
Он больше ничего не стал объяснять.
Домой они возвращались молча. Денвер всем своим поведением выражал недовольство, а Люси не сочла нужным выводить его из этого состояния. Если ему нравится вести себя подобным образом, то пожалуйста, она мешать не будет…
— О чем ты задумалась? — Денвер первым нарушил молчание. — Ты по-прежнему на меня сердишься?
— Меня удивляет твое поведение…
— Ты снова о Кортредже? Ладно, Люси, я расскажу, почему мы с Кортреджем не можем найти общего языка, только не хмурься. Все до банальности просто. Мы вместе учились, наши родители вращались в одном обществе и, естественно, хотели, чтобы мы подружились. А у нас вместо дружбы возник дух соперничества. Мы во всем пытались друг друга перещеголять. В игре в поло, в учебе, даже в женщинах. А уж про университетские годы я и не говорю. Хорошо еще, что поля деятельности у нас практически не соприкасаются. Дух соперничества трудно загасить в одночасье. Что ты на меня так смотришь? Да, вот такими остолопами бывают мужчины. А как я себя должен был чувствовать? Мало того что попал в аварию, так еще моим врачом стал Уоррик!
— Но вы давно не мальчишки… Пора прекратить это глупое соперничество.
— Сам понимаю… Но когда ты с ним начала мило кокетничать…
— Что? — Люси едва не подпрыгнула на сиденье. — Я? Мило кокетничала? Денвер, вот теперь я вижу, что ты повредил не только ребра, но и голову…
Внезапно Денвер улыбнулся и, несмотря на ее легкое сопротивление, притянул Люси к себе.
— Глупая, я просто ревновал. В конце концов, может же муж приревновать свою жену?
Люси пискнула и уткнулась ему в плечо. Она не видела выражения его лица, но подозревала, что он самодовольно улыбается.
И только тогда, когда он прижал ее к себе, она почувствовала, как соскучилась по его прикосновениям.
Его руки были в ссадинах и порезах, залепленных пластырем, но между тем это были самые любимые руки… Единственные, чьи прикосновения она желала чувствовать.
