Он хотел порасспросить ее еще, но почувствовал, что им овладевает туманная дрема, словно заполняющая его свинцом. Он закрыл глаза и зевнул.
— Все. Ты должен лечь в постель, — строго приказала она.
Он открыл глаза, в глубине которых Кайлоран заметила насмешливые искорки. Сердце ее усиленно застучало.
Вернись ко мне, Адам, мысленно умоляла она. Вернись!
Еретическая мысль пришла ей в голову: новый Адам гораздо мягче и податливее в общении, с ним гораздо легче.
— В постель, — строго повторила она.
В течение двух дней Адам усиленно восстанавливал свои силы самым надежным из всех методов. Он спал, уютно устроившись на широкой кровати Кайлоран. Много часов подряд, с небольшими перерывами на еду.
Привезя его к себе в дом, Кайлоран сначала внимательно наблюдала за ним, чтобы понять, не узнает ли он окружающие предметы обстановки, не вспоминает ли упоительное время, которое они проводили вместе в этой комнате.
Никаких признаков узнавания. Никаких воспоминаний. Хотя нельзя было сказать, что он равнодушно воспринял постель. Так, он как-то спросил, зевая:
— Не желаешь полежать со мной, Кайлоран? Кайлоран наклонила голову, сделав вид, что поправляет простыни на кровати. Она не хотела, чтобы он прочел на ее лице бурю всколыхнувшихся чувств. С какой радостью она забралась бы к нему в постель! Как крепко обняла бы его и прижала к себе! Ей не нужно было от него ничего, кроме ощущения его близости.
Но она не представляла их отношений без секса. Адам не мог жить без секса. Да что кривить душой, она — тоже. Хотя иногда Кайлоран любила побыть рядом с ним просто так, в тишине, и не обязательно в интимных объятиях.
— Я пока буду спать в соседней комнате. Для отдыха тебе нужен простор, — отшутилась она.
А ей необходимо время, чтобы обдумать сложившееся положение.
— Ну, хорошо, — зевнул он. — Как скажешь.
Через пару недель он начал проявлять признаки явного выздоровления, по крайней мере в физическом отношении. Благодаря здоровому сну у него снова заблестели глаза, кожа обрела обычный для него здоровый оттенок. Кайлоран каждый день выводила его в прекрасный сад посидеть на весеннем солнышке. У него появился хороший аппетит, и она вовсю старалась разнообразить его меню самыми питательными и вкусными блюдами.
Однажды вечером она подала ему жареную семгу с молодым картофелем и ярко-зеленый фруктовый десерт. Он улыбнулся:
— Кто все это приготовил?
— Я.
Занавес забытья на миг приоткрылся.
— Но… ты раньше не готовила, — медленно проговорил он.
Она подняла взгляд от тарелки, которую наполняла картофелем.
— Правильно. Раньше я не готовила, — спокойно подтвердила она.
— А сейчас?
— А сейчас готовлю, и мне это очень нравится.
— Но что изменилось?
И он, и она знали, что вовсе не о ее кулинарных изысках идет речь. Возникла тоненькая тропинка памяти, и ей безумно хотелось пройти ее до конца. Хотя страшно подумать, что может произойти в конце!
— Меня изменил ты.
— Я изменил тебя?
— Да.
Адам задумчиво смотрел на нее, любуясь совершенными линиями ее фигуры, которые подчеркивало черное платье.
— Кайлоран, — внезапно сказал он.
— Да, Адам?
— А откуда я знаю тебя? Как мы познакомились?
Рука Кайлоран так задрожала, что ей пришлось положить на стол ложку. Она внимательно посмотрела на Адама.
— Где мы с тобой познакомились?
Доктор предупреждал ее, только она думала, что это случится раньше. По словам доктора, разум Адама способен самостоятельно заполнить провалы в памяти, если она будет с ним беспощадно откровенной.
Но ведь это может напугать его.
— Мы встретились, когда мой дедушка пригласил тебя, чтобы ты помог нам с делами компании, — неохотно начала она.
— И как давно это было? — нетерпеливо спросил он.
Она нахмурила брови:
— Примерно девять месяцев назад.
Господи! Неужели это было так давно? Удивительно! Она и не задумывалась раньше о том, что прошло уже так много времени с момента их первой встречи. Но как оно быстро промелькнуло! Ровно столько времени требуется, чтобы выносить ребенка.
— Но мы встречались и раньше, — уточнила она.
Теперь нахмурился он.
— Когда это было?
— Ты работал здесь, когда тебе было восемнадцать лет. Ты вырос неподалеку отсюда.
— А мои родители? — волнуясь, спросил он. Перед Кайлоран встал нелегкий выбор. Адам доверился ей, когда рассказал все о себе, с самого начала, когда они однажды гуляли в саду, залитом солнцем.
Но можно ли ему это рассказывать? Ведь он так долго скрывал от всех свое прошлое.
«Ничего не скрывайте от него», — советовал доктор. «А что, если это причинит ему боль?» — «Воспоминания о прошлом часто причиняют боль, мисс Лейси. Такова жизнь. Если человека оберегать от боли, он не будет расти духовно. Остановив свой духовный рост, мы умираем».
— Ты никогда не знал своего отца, Адам. А с матерью ты встречался в последний раз много лет назад.
Плотный туман, застилавший его память, мгновенно исчез. В голове пронеслись воспоминания. Он словно оказался в прошлом и увидел себя в кухне. Было утро. В раковине громоздилась гора грязной посуды, а на столе лежала записка. Мать оставила записку и уехала от него навсегда. Она увезла с собой все его надежды и мечты. Более того, она оставила после себя долги, и если он срочно что-то не предпримет, будет погублена и его репутация.
Глаза Адама потемнели от душевной боли. Он взглянул на Кайлоран.
— Я вспомнил, — медленно начал он. — Я помню дом и… пустоту. — Последовала долгая и тяжелая пауза. — От меня уехала мать…
Услышав обреченность в его голосе, Кайлоран подошла поближе в надежде успокоить его. Она едва удержалась, чтобы не взять его за руку.
— Что еще ты помнишь, Адам? Что еще?
Он покачал головой. Ему казалось, что он вновь погрузился в темные волны забвения. Лишь изредка где-то вспыхивал луч света.
Он долго и напряженно смотрел в ее бездонные зеленые глаза, потом его взгляд скользнул по ее губам, упругим и ярко-розовым, как спелая клубника.
И тут он понял, что прошлое отодвинулось, став ненужным. Он хотел жить в настоящем, с которым его связывали гораздо более приятные воспоминания. Зачем думать о боли, если перед ним стояла красивейшая из женщин, напоминавшая ему своим прикосновением, какой прекрасной может быть жизнь?
— Поцелуй меня, Кайлоран, — тихо попросил он.
— Не сейчас, — ответила она, качая головой. — Слишком рано.
