Глава 6
София проснулась от дикого треска какой-то полоумной птички, и в открывшиеся глаза ей тут же ударил нестерпимо яркий солнечный свет. Застонав, она накрыла голову подушкой, решив, что встанет с постели, только когда стемнеет.
На беду, рядом находилось еще одно ужасающее существо, оно гудело, громко. Так, что и мертвый поднялся бы.
– Прекратите издавать эти кошмарные звуки! – воскликнула она и тут же пожалела, так как в ее голове отдалось невыносимое эхо.
Ощущение было такое, что она вот-вот взорвется.
– Ах, простите меня, мисс, – отозвалась ее горничная. – Майор сказал, что вам нравится, когда кто-то напевает. Он сказал, что так вас будили в Лондоне. И он бывал во многих дальних странах, я подумала, что он знает, но…
– Замолчите, – шепотом взмолилась София, изо всех сил сжимая руками голову.
– Ах, мисс, но майор сказал…
– Тише.
– Ах!
Стиснув зубы, София делала глубокие вдохи, пытаясь успокоить грохот в голове. Но это не помогло. Ничего не помогало. И уж точно не тягостное зрелище, которое представляла собой горничная, жалкому выражению лица которой позавидовал бы и побитый щенок.
– Уйдите! – тихо простонала София. – Я сегодня никого не хочу видеть.
– Да, мисс.
В глазах служанки заблестели слезы. Софии стало стыдно за грубое обращение с горничной, и она сказала, вздыхая:
– Вы чудесно пели, Мэри.
Девушка просияла и присела в реверансе.
– Спасибо, мисс, но я, конечно же, больше не буду петь по утрам. Обещаю, никакого пения…
– Мэри! – резко оборвала ее София, чувствуя, что ее терпение вот-вот лопнет.
– Да, мисс.
– Никогда больше не слушайте майора.
– Но…
– Уходите.
Она была сейчас не в том состоянии, чтобы выслушивать объяснения и оправдания этой сороки еще хотя бы одну секунду. Все, чего она хотела, – лечь и проспать тысячу лет. Или до своей смерти, о скором приходе которой она молилась.
Как только она снова улеглась, ее стала преследовать странная мысль, заглушая удары кузнечного молота в голове, выступая на авансцену ее вялого сознания и требуя к себе внимания Мысль была следующая:
Почему майор до сих пор здесь?
Эта мысль, по меньшей мере, была неуместной. Майор, в конце концов, их дворецкий. Ему и положено здесь находиться. Но мысль продолжала ей докучать, несмотря на все усилия ее отогнать.
Почему майор до сих пор здесь? Сейчас он должен быть на полпути в Лондон.
София не знала, как все это понимать. Она не чувствовала в себе сил даже сесть на кровати, не говоря уже о том, чтобы предстать перед своим невыносимым ухажером. Однако она прямо сейчас, закутавшись в одеяло, желала выяснить, действительно ли майор все еще является их дворецким.
Она явно сходила с ума.
Однако эта мысль находилась не на первом месте. Главной была другая: мог ли майор оставаться здесь после того отвращения, которое он должен был испытать вчера вечером. И эта мысль вытолкнула ее из спальни и повела в столовую. По пути ей пришлось отворачивать свою нестерпимо тяжелую голову от льющегося в окна света. Его безжалостное сияние побуждало ее поскорее укрыться в столовой.
Майор был там.
Он выглядел безупречно в своих черных панталонах и белой накрахмаленной манишке. Он грохотал тарелками, как недовольная кухарка, но когда поднял на нее взгляд, вид у него был почти веселый.
Если бы не темные круги у него под глазами, она швырнула бы в него своей туфлей.
– Доброе утро…
– Что вы здесь делаете?
Она вообще-то не собиралась быть такой поспешной, она намеревалась элегантно и с достоинством к нему приблизиться, но во рту у нее пересохло, и гудела голова, поэтому она пошла по пути наименьшего сопротивления.
Он лишь улыбнулся возмутительно томной и самодовольной улыбкой самца.
– Я ваш дворецкий. Где мне еще быть?
Прищурившись, она глядела на него, стараясь при этом спрятать глаза от мучительно яркого дневного света.
– Но я же вызвала у вас отвращение. Вы сами это сказали.
Ей, по крайней мере, казалось, будто она что-то подобное слышала. Нахмурив лоб, она пыталась разобраться в своих суматошных мыслях.
– Разве мог я произнести столь дерзкие слова! – воскликнул он, оправдываясь. В его голосе прозвучали нотки уязвленного достоинства. – Я дал слово оставаться на должности вашего дворецкого до тех пор, пока Бауэн не сможет вернуться к своим обязанностям.
– Дали слово?
Она сделал полшага вперед.
– Вы хотите сказать, что не уедете отсюда, пока не вернется Бауэн?
– Именно это я и обещал, – ответил он.
Его спина при этом оставалась прямой, лицо – невозмутимым.
– Честь обязывает меня сдержать свое обещание.
– Честь? Но мое поведение…
Она потянулась к стулу, чтобы опереться на него, но при это' привалилась к стене. Правда, стена и помогла ей не упасть, пока она размышляла.
– Но я же вчера вечером была омерзительна.
Ей сперва показалось, что он улыбнулся. Но когда она подняла на него глаза, он был предельно бесстрастным и суровым.
– Я ваш дворецкий, миледи. С моей стороны было бы крайне: наглостью осуждать ваши действия, в чем бы они ни выражались.
Она прищурилась, затем нахмурилась. Голова ее была по прежнему тяжелой и мутной, но его слова были вполне понятны. Он не уедет в Лондон, как бы сильно она его ни раздражала. Что бы она ни делала.
Но он ведь это не серьезно. Или серьезно?
– Однако… – начала она.
– Не хотите ли позавтракать, миледи? – перебил он ее. Сельди? Она сегодня необычайно мягкая и сочная.
Он снял с блюда крышку, слегка махнув ею в лицо Софии, чтобы она ощутила аромат.
– Или, может, желаете яичницу?
Он поднял другую крышку.
– Боюсь, она немного недожарена. Я прямо сейчас поговорю с кухаркой. Или вы такую любите?
Он слегка наклонил блюдо, чтобы ей было видно. София глядела на слизкие бледно-желтые яйца и делала глубокие вдохи, чтобы унять тошноту. На ее беду, запах рыбы произвел на нее наиболее пагубное воздействие, чем какой бы то ни было другой. Прижав ладонь ко рту, София выбежала из комнаты.
Она не показывалась в течение следующих четырех часов, и только перед тем, как лечь в кровать, вышла выпить некрепкого чаю.
София не спала. Голова ее перестала гудеть, ощущение, будто рот набит муслином, прошло, и теперь она лежала и спать ей совершенно не хотелось.
И было скучно.
Хуже всего, что это происходило в середине ночи. Однако она не могла заставить себя остаться в постели еще хотя бы на минуту. Придется встать и чем-нибудь заняться.
Больше никогда в жизни она не прикоснется к крепкому спиртному, поклялась София, садясь на кровати. Оно полностью нарушило естественные ритмы ее организма.
