— Она начала заниматься модой еще со школы, верно?
Он кивнул:
— Все, что она шила, она носила. Ее подруги то и дело просили сшить что-нибудь и для них. Но только после того, как мама получила целый список заказов для школьного бала, она поняла, что это могло бы стать делом ее жизни. Она пошла в колледж, чтобы получить образование в этой области, одновременно не забывая и свой маленький бизнес. А закончив его, основала «ЛЛ Дизайн».
— А ваш отец? Он тоже этим занимался?
— Мой отец был… журналистом. У него уже была семья.
— О…
— Да. Моя мать узнала об этом в тот день, когда поняла, что беременна. Он не хотел никаких детей, поэтому с этого дня нас осталось только двое — я и она.
— Наверное, это было очень тяжело…
— Пускай у меня и была одна мать, но зато какая! Я считаю, что мне очень повезло.
— Как она сейчас?
Он молчал. Вот она — возможность сказать правду. Если бы кто его и понял, то, скорее всего, Сара. Но поняла бы?..
— Я думаю, она счастлива, — наконец сказал он.
— А вы?
— Я? — Он вздохнул. — У меня нет времени об этом думать.
— Тогда почему бы вам просто не продать компанию Фредерику и не избавиться от этой ноши?
— Я не хочу, чтобы дело моей матери попало в другие руки, особенно этому идиоту.
Улыбка скользнула по ее лицу. Сара встала и начала перебирать стоящие рядом на полке диски. Открыв коробку с диском Норы Джонс, она поставила его в проигрыватель. Мягкие звуки блюза наполнили комнату.
Он встал и остановился за ее спиной. Его рукам так и хотелось дотронуться до ее мягких каштановых волос…
Сара повернулась к нему, и опять эта странная полуулыбка появилась на ее лице.
Его палец скользнул по ее нижней губе. Их взгляды встретились.
Почему до сих пор ее не сцапал какой-нибудь умник? Почему она одна, так же как и он?
Где-то на заднем фоне Нора Джонс пела о любви.
Калеб наклонился ближе к ее лицу, пока их губы не оказались лишь в миллиметре друг от друга, пока дыхание их не слилось…
— Возможно, стоит это сделать снова… Для полной уверенности…
— Возможно, — выдохнула Сара, и не успела пройти и секунда этой агонии, как…
Он поцеловал ее.
Желание пронзило его в то же миг, как их губы встретились, и вместо простого нежного объятия его руки начали жадно двигаться по ее телу. Она неловко поставила бокал на полку — он едва не опрокинулся, брызнув на них сладкими каплями. Ее пальцы вплелись в его волосы, он прижимал ее к себе все сильнее, пока никто из них уже не мог сказать, где начиналась она, а где кончался он.
Их поцелуй был жарок. Языки, словно огненное пламя, сплетались и танцевали между жадными губами. Он прижал ее к себе, чувствуя искушающее давление ее груди, а потом отстранился ровно на столько, чтобы просунуть между ними руку, провести по кремовой округлости ее живота, а затем обхватить ее грудь. Она застонала и выгнулась, прижимаясь бедрами к его животу.
— Калеб, — прошептала она. — О, Калеб, мы не должны…
— М-м-м… — Он наклонил голову и скользнул губами по нежной шее, а его пальцы продолжали играть с ее заострившимся соском.
— Нет, Калеб… нам нужно остановиться.
Что-то в ее тоне заставило его поднять голову. Их глаза встретились.
— Почему?
— Потому что мы работаем вместе… я не хочу, чтобы на то, что я напишу, повлияли наши… отношения.
Он улыбнулся:
— Ты хочешь сказать, есть какое-то противоречие?
Она отстранилась от него:
— Давай смотреть правде в глаза. Даже если не считать эту статью… Я ведь совсем не твоего типа женщина.
— Откуда ты знаешь, какой он — мой тип?
— Я целый год наблюдала за тобой и за теми, кто был рядом.
— Это не те женщины, с которыми мне бы хотелось общаться. А с тобой — да.
Ее глаза пристально вглядывались в его лицо.
— Правда?
— Правда.
— Но тогда почему ты проводишь в клубе каждую ночь, если там совсем не те люди, с которыми тебе хотелось бы общаться?
Калеб глубоко вдохнул и задержал дыхание. Он только что сказал Саре, что хочет быть с ней. При таких отношениях люди должны быть откровенны друг с другом. Честны. Во всем, даже в самых ужасных своих ошибках. Но если он скажет ей правду, как она отреагирует?
— Так проще, — выдохнул он.
— Чем иметь дело с проблемами компании?
— Что-то вроде. — Если он останется, ему придется либо снова поцеловать ее, и тогда… Ему придется рассказать ей о настоящей причине, что каждую ночь гонит его из дома. Потому что… он никак не может принять ужасное решение: дать уйти его матери.
Калеб прошел через комнату и взял поводок. Услышав знакомое позвякивание, Мак вскочил на ноги и подбежал к своему хозяину.
— Мне нужно идти. Уже поздно, и если я останусь…
— Возможно, нам лучше закончить на том, с чего мы начали.
Он кивнул:
— Возможно.
Он просто не мог. Не мог больше лгать ей. Но сейчас ему лучше было уйти, чем увидеть ее глаза, когда она услышит от него правду.
Фабрика встретила его удвоенным шумом — здесь все крутилось и жужжало, чего Калеб не видел уже целый год. Когда он шел через холл, то слышал гул голосов — все были ошеломлены свалившейся на них дополнительной работой и в то же время радостно возбуждены в предчувствии долгожданных перемен. На собрании он показал набросок Сары и сказал, что на основе этого ему хотелось сделать всю весеннюю коллекцию. Сначала все решили, что их генеральный директор сошел с ума, но потом взялись за работу и к концу дня выдали пару десятков новых идей.
Этот общий подъем передался и Калебу, наполнив его новой энергией. У него было предчувствие, что их весенняя коллекция будет иметь успех. Чертовски хорошее предчувствие!
И все это благодаря Саре Гриффин. Если бы он не спросил ее мнения, он выпустил бы тот же самый устарелый продукт. Но не только эти мысли были у него в голове, когда он думал о ней. Он видел ее улыбку, ее глаза, как озарялось ее лицо, когда она смеялась. Сколько лет прошло с тех пор, когда он целыми днями думал о женщине?
— Ты наконец сделал это, — сказала ему Марта.
— Сделал что?
— Воскресил ее из мертвых. Компанию то есть. — Ее глаза потемнели. — Извини, Калеб. Дурацкая фраза.
— Ничего. — Он откашлялся. — Похоже, наши дела теперь действительно наладятся. Я уверен, что эти новые модели позволят нам вырваться вперед. Они яркие, смелые и…
— Не совсем такие, какие сделала бы Леонора.
Калеб перестал вышагивать по комнате и посмотрел на Марту:
— Что значит не совсем такие? Я именно к этому стремился.
