Хоакин постановил приступить к решению этой каверзной задачи. У него был предлог не отпускать пока Кассандру. Он ожидал отложенную встречу с британскими оптовиками, на которой Кассандра, согласно предварительному договору, должна была играть роль его переводчицы. Так он мог еще некоторое время держать ее при себе.
Но проигрывать Хоакин Алколар не собирался…
Кассандра просыпалась с трудом. Не всегда, а только в тех случаях, когда день был отравлен каким-либо происшествием. От этого и видения были дикими и голова мутная.
Ее сон был глубок, глубок, как колодец, в который она свалилась, как только голова коснулась подушки. И, возможно, долго бы еще проспала, если бы солнце не ударило по глазам.
Женщина поморщилась, повернувшись на другой бок.
Кассандра знала, что первая мысль после каждого ее утреннего пробуждения уже целый год была о Хоакине. Был ли он с ней рядом или не был, хотела ли она этого или не хотела. Но он был не только первой и последней ее мыслью, но также героем каждого ее сна. Она не изменяла ему ни при свете дня, ни в беспамятстве сна, ни в мыслях, ни в реальности. Таковой была ее судьба.
Знала ли она, почему отказывается от замужества?
Она знала, что бессилие ввергло ее в такую зависимость. Знала, что стала жертвой необуздываемого влечения к нему. Знала, что должна побороть эту слабость. А согласие стать его женой означало бы поражение в этой борьбе.
Кассандра не могла не осознавать того, насколько она голодна. Ей так и не удалось поужинать, вместо завтрака был ранний ленч, так что она ничего не ела почти двадцать четыре часа. А это означало необходимость встать, одеться, пойти на кухню. Но ее апатия готова была перекрыть собой даже острый голод. Женщина все же заставила себя подняться, хотя очень не хотелось этого делать.
— Что тебе приготовить на завтрак, дорогая? — весело и буднично обратился к ней Хоакин Алколар, который словно специально дожидался се на кухне.
— Я не знаю, — мрачно ответила ему Кассандра. Она была намеренно холодна с ним, но не от безразличия, а совсем наоборот.
Кассандра избегала встречаться с ним взглядом, ибо знала, насколько непрочна ее независимость.
— Не знаешь, что бы ты хотела на завтрак? — переспросил Хоакин, полагая таким образом склонить Кассандру к более многословным объяснениям.
Но она промолчала, бесцельно обводя глазами полки холодильника.
— Может быть, я могу тебе что-то посоветовать? — вновь вызвался Он.
Кассандра воздержалась от ответа, но вдруг красноречиво поморщилась, глядя на содержимое холодильника. Через секунду женщина с отвращением захлопнула дверцу.
Хоакин настороженно посмотрел на нее, задумался, после чего на свой страх и риск спросил:
— Не настало ли время поинтересоваться, чьего ребенка носишь? Моего или расторопного братца Рамона?
— Значит, и заблуждения вспоминаются, а не только факты? — недовольно осведомилась Кассандра.
— А ты, по всей видимости, не желала того, чтобы я вспомнил, — холодно предположил Хоакин. — Я же наконец могу сказать, что от амнезии не осталось и следа.
— С чем тебя и поздравляю, — раздраженно парировала Кассандра.
После ночного разговора ей представлялось нелепым бояться его подозрений, гипотез, мнимых воспоминаний. Долгие дни тревожных ожиданий подавили остроту ее ощущений. Она была реально безразлична к его вспышкам. Кассандра твердо полагала, что прошедшей ночью их отношения преодолели точку необратимости. Было сказано слишком многое, что невозможно было игнорировать. Было сказано лишнее, чего не следовало говорить людям, уповающим на лучший итог.
— Значит, вот так? — оскорбленно отозвался он на ее слова. — Спасибо. Еще несколько минут назад я полагал, что это наше общее достижение. Похоже, я ошибался.
— Перестань приписывать моим словам ложный смысл, — резко бросила Кассандра и в упор посмотрела на него. — Я поздравила тебя, потому что ты справился со своей проблемой, никакого другого значения своим словам я не придавала. И перестань запугивать меня. Я уже не помню, чего боялась прежде. Сейчас я этого не боюсь, — отчетливо проговорила она и опустила глаза. — Я очень рада, что ты думаешь, будто память к тебе вернулась. Эта уверенность позволит тебе на собственное усмотрение толковать мнимые факты. Но я не собираюсь ни подтверждать их, ни опровергать, поскольку это не имеет смысла. Если бы к тебе в самом деле вернулась память, то ты бы без труда вспомнил, что на первое твое подозрение в измене с Рамоном я ответила возражением. Но ты предпочитаешь держаться своей версии событии. Поэтому и не требуй от меня реакции на эти наветы.
— Я не подозреваю тебя в измене, мне лишь интересно, чьего ребенка ты мне всучишь? — отплатил ей за резкость Хоакин.
До этой минуты Кассандра вообще не рассматривала возможность беременности, тем более беременности от Района, поскольку для этого не было абсолютно никаких оснований. Все намеки Хоакина она отнесла на счет его дурного характера и склонности к несостоятельным подозрениям и обвинениям. Свое же отвращение к продуктам питания Кассандра объясняла сильным нервным напряжением, а отнюдь не физиологической реакцией.
— Ты мелешь чушь, и сам это знаешь, — подвела она черту.
— Знаю ли? Уверен, что знаю обратное, — отразил Хоакин.
— Интересно, — нехотя отозвалась Кассандра.
— С кем ты была всю ту неделю, что я тебя разыскивал, обзванивая всех и каждого из твоего прежнего круга общения? Ты была с моим братцем. И, полагаю, была с ним очень любезна. Поэтому-то ты и ждала его вчера к нам на ужин, потому-то и отказалась выйти за меня. Что скажешь?
— Мне ничего об этом не известно. Какие черти трудятся в твоей голове над подобными измышлениями? Мне нечего тебе сказать в связи с твоей проблемой. Но есть доктора, которые тобой с радостью займутся, — саркастически проговорила женщина.
— Святая невинность! Если бы я тебя не знал, то непременно поверил бы. Такая сексуальная крошка, как ты, остается на целую неделю без своего любовника, ее окружает своей заботой его сердобольный и миленький братец, но она остается верна тому, от которого сбежала? Как бы не так! Не верю я в эту сказочку. Но зато верю, что через неделю ты одумалась и, чтобы искупить вину, самоотверженно дневала и ночевала у постели своего любовника, служила ему сиделкой и нянечкой, уповая на то, что он не вспомнит этот короткий эпизод. Но я не только вспомнил, но также имел счастье наблюдать первые симптомы твоей беременности. Так что не требуй от меня понимания и великодушия. Поступи по совести и сама признайся мне во всем, — презрительно проговорил Хоакин.
