- Ох, Сара, если с ним что-нибудь случится...
Она вдруг испуганно застыла: его следующее движение разбило вдребезги ее прежнее представление о нем. Неуклюже подняв руки, он крепко обнял ее и спрятал голову у нее на груди.
- Грей... - Ее голос дрогнул. Она хотела высвободиться из его объятий, но Грей только крепче прижал ее к себе, тело его дрожало от сдерживаемых рыданий, и Сара поняла, что вырваться будет очень трудно...
Почувствовав ее намерение. Грей, не поднимая головы, прижался к ней еще теснее; горячее дыхание и исходящее от его тела тепло проникали сквозь тонкую ткань блузки, заставляя Сару трепетать от желания.
Он глухо произнес:
- Нет, Сара, нет. Не уходите, обнимите меня. - А затем, когда она замерла, каждой клеточкой своего тела ощущая его близость, он хрипло прошептал: - О Господи, я не понимаю, что со мной происходит, Я думаю о вас день и ночь, вы об этом знаете? Вы мне снитесь, я просыпаюсь в отчаянии, я представляю себя... Боже, как мне вас недостает! Я...
Он вдруг замолчал, осознав, что говорит, и, медленно подняв голову, отвернулся от нее и сказал голосом, полным отвращения к себе:
- Даже сейчас, когда мне следовало бы думать о Робби, я все еще мечтаю о вас...
- Это шок, - проговорила Сара. - Так иногда бывает, люди ведут себя неразумно...
Она замолчала, опустив глаза, и обнаружила, что несколько пуговиц на блузке расстегнулись и видна грудь.
Дрожащей рукой она хотела застегнуть их, и этот жест привлек внимание Грея. Она оцепенела, заметив, что он смотрит на нее; дыхание рвалось из ее груди, выдавая волнение.
Точно управляемая какой-то неслышной командой, рука, извечным стыдливым жестом прикрывавшая грудь, опустилась, сердце бешено стучало. Она ощущала его желание, все другие чувства были, как в параличе, окутаны гипнотической дымкой, дремотой, наполненной яркими красками, рожденными ее женской уверенностью, что она ему нужна, желанна, притягательна.
Ее способность рассуждать или сомневаться исчезла под напором могучей уверенности: все преграды между ними снесены, сейчас они равны; Грей сбросил с себя броню, которой защищал свое "я", и она увидела под ней живого, страдающего, легкоранимого человека.
Они уже не были врагами, обоих роднила боязнь за Робби. И, повинуясь своей натуре - приходить на помощь любому страдающему человеку, - Сара не оттолкнула Грея, не отвергла его.
Она не учла только, что ее собственное желание окажется столь же пронзительным и нестерпимым, как и его. Это желание смягчалось ее природной сдержанностью, застенчивостью и очень небольшим юношеским опытом.
И вот сейчас, в эту минуту, когда Грей сжимал ее в своих объятиях, шепча ее имя, - его дыхание ласкало кожу на ее груди, он расстегивал неловкими пальцами пуговицы на блузке, - ее захлестнула волна бешеного первобытного желания, настолько сильного, что у нее захватило дух. Она вскрикнула от нетерпения: скорее сорвать одежду с себя и с него, прижаться всем телом к нему. Она крепко сжала губы, ощущая, что руки у него дрожат, когда он стягивал с нее блузку. До нее донесся резкий запах разгоряченной плоти, и она лихорадочно начала снимать с Грея рубашку, легко прикасаясь к нему руками. Это еще усилило жар, который наполнял ее, и она услышала свой отчаянный стон.
Прильнувшее к ней тело Грея напряглось. Горячее дыхание заставляло ее трепетать, ей хотелось сбросить с себя все, чтобы не только его руки, но и губы могли уменьшить ту мучительную боль, которая все нарастала в ней.
- Ты хочешь этого? - услышала она его голос, который требовательно повторил: - Ты этого хочешь, Сара? Чтобы мы принадлежали друг другу?
Она не могла вымолвить ни слова, ее била дрожь. Но то, как ее тело откликнулось на его слова и движения, на жар и запах, исходившие от него, было красноречивее всяких слов.
Совершенно несвойственным ей движением, которого она в нормальных условиях и вообразить-то не могла, Сара теснее прижалась к нему, соблазняя его, и зажмурила глаза - ее грудь была прикрыта только тонким кружевным бюстгальтером, блузка расстегнута. Она жадно гладила его, пальцы ее дрожали. Сара не представляла, как действуют на него ее прикосновения, пока он со стоном не произнес ее имя. Он прижал ее к себе; горячие и влажные губы скользили по шее, руки ласкали грудь, сначала осторожно, словно он боялся сделать больно и испугать ее. Затем, когда она прильнула к нему, полная желания, он расстегнул бюстгальтер, и руки его заскользили по ее груди. Прикосновение его кожи к ее нежному телу несло с собой столько чувственного восторга, что она не могла сдержаться: она вцепилась руками в его плечи, постанывая от упоения, изнывая от желания, и губы его коснулись ее сосков.
Сара услышала, как он что-то пробормотал, и подумала, что его, должно быть, удивила страсть, с которой она ответила на его призыв. Она постаралась умерить дрожь и овладеть собой, но он опрокинул ее на спину, и она почувствовала тяжесть его тела, тепло и упругость. Жаркими поцелуями он осыпал ее шею, плечи, грудь...
Казалось, Грей разделял нестерпимое желание, сжигавшее ее. Он прильнул ртом к ее затвердевшим соскам. Боль, которую она ощутила, заставила ее выгнуться ему навстречу, все тело затрепетало от неистового восторга, который вылился в резкий пронзительный крик. Она впивалась пальцами в его руки, плечи, спину, вся она превратилась в комок боли и желания.
Она и не представляла себе, что может испытывать нечто подобное - такую страсть, желание, столь сильное, что все окружающее перестало для нее существовать, все сосредоточилось в одной точке ее тела, которой касались его губы, наполняя ее ощущением мучительного восторга.
Грей что-то шептал ей, слова его тонули в волнах желания, которые вызывали прикосновения его губ, мягкими движениями он старался успокоить ее. Он шептал, что теряет голову, не может больше бороться с собой, желает ее больше жизни. Сара пыталась ответить на эти бессвязные слова, сказать, что она испытывает то же самое, что боль ее тела так нестерпима, что, если он не поможет ей, эта боль ее убьет.
Она почувствовала, как он расстегивает юбку, помогает ей расстегнуть джинсы и, не в силах больше ждать, стягивает их трясущимися руками, а она жадно разглядывает его тело - тело настоящего мужчины. Сердце ее забилось как сумасшедшее, все смешалось в страстном порыве.
Казалось, все происходящее есть некий ритуал умиротворения голодных и жестоких сил... принесения себя в жертву. Раздев ее донага, Грей молча на нее смотрел.
До этого момента ее тело принадлежало только ей самой, было неприкосновенно, но в нем не было ничего чувственного, эротического, а теперь...