— Просто мне всегда было интересно, как они выглядят на свободе.
Хейзл постаралась уверить себя, что ей нет никакого дела до его мнения, но при этом нервным движением поправила выбившуюся прядь волос.
— Вам не нравится моя прическа?
— Не очень, — признался Барт.
— Отчего же? — спросила она. — Что, у меня нос становится длиннее? Или подбородок острее?
— Ни то, ни другое. Просто она подчеркивает черты, которые не кажутся мне особенно привлекательными в женщинах.
Сама напросилась, сказала себе Хейзл и тут же словно со стороны услышала собственный голос:
— Какие, например?
Казалось, Барт отвечает точно так же, как она спрашивает — неохотно, словно против воли:
— Ну, вы знаете — чопорность, замкнутость, сдержанность… — Он пожал плечами. — Поэтому мне нравится, когда женщина распускает волосы, — она словно бросает вызов, демонстрируя отказ от всякой сдержанности.
Барт сам себя не узнавал. Еще немного, и станет заметно, насколько я возбужден, подумал он, и это будет наглядным подтверждением слов Лили о том, что у меня на уме один секс!
— Идемте в дом, — объявил он, выходя из автомобиля, — я покажу вам вашу комнату.
Хейзл последовала за ним, стараясь выкинуть этот разговор из головы.
Нельзя позволять себя провести! Но в то же время не обращать внимания на откровенно сексуальный подтекст его слов тоже глупо! Хорошо, что завтра приедет его мать. Ее присутствие станет для меня надежной защитой, подумала Хейзл.
Комната, в которую привел ее Барт, была обычной для загородного дома, — с таким низким потолком, что дверной проем оказался почти на уровне головы Хейзл, и она невольно пригнулась, заходя внутрь.
Лестница, ведущая на первый этаж, находилась в двух шагах от дверей.
Барт поймал недоумевающий взгляд Хейзл и пояснил:
— Я подумал, что вам будет удобнее, если кухня окажется поблизости.
При этих словах Хейзл невольно представила себя суетящейся возле печи с закатанными рукавами и щеками, перепачканными мукой.
— Да, — без всякого воодушевления согласилась она, — это правильно.
Барт нахмурился. Когда он раздумывал о том, где ее поселить, то решил, что она согласится жить где угодно, но как можно дальше от него. Поэтому он отвел ей комнату на втором этаже, тогда, как его собственная спальня находилась на третьем. Ему не хотелось, чтобы Хейзл постоянно чувствовала себя настороже.
— Мама будет жить в самой большой из гостевых комнат, сестры по соседству с ней. Остается только моя спальня.
Барт с трудом удержался от игривой усмешки. Он не сказал больше ни слова, но Хейзл все поняла, словно наяву услышав непроизнесенные фразы. Итак, ей предоставлялся выбор, где спать…
Осмотревшись, она увидела, что комнатка, — просто обставленная, с мебелью из черного дерева, — очень мила и уютна. На стенах висело несколько картин, а над кроватью — золотистый вышитый полог.
Хейзл принялась распаковывать вещи и, наткнувшись на нижнее белье, тут же лихорадочно запихнула его в один из выдвижных ящиков платяного шкафа.
Что со мной творится? — спрашивала себя она. Меня просто наняли на работу, к тому же Барт, кажется, решил доказать, что отнюдь не все его помыслы связаны с сексом. Почему же все, что мы говорим друг другу, звучит так, словно нам не терпится броситься в постель, срывая друг с друга одежду? Может быть, это то, что принято называть «животным влечением»? Испытывали ли они с Лили то же самое? Как у них все началось?
Пока Хейзл разбирала вещи, Барт готовил на кухне чай, размышляя о том, какое нижнее белье она носит, — вероятно, такое же скромно-благопристойное, как и остальная одежда…
Раздался телефонный звонок.
— Алло! — хриплым голосом произнес он.
— Барт! — донесся до него чуть приглушенный женский голос.
Это оказалась Бетти, его младшая сестра. Как и мать, она была актрисой, причем более известной.
— Привет, сестричка!
Она сказала что-то, но так тихо, что он ни слова не смог разобрать.
— В чем дело? Не хочешь, чтобы тебя кто-то услышал? Мама рядом?
— Нет!
— Тогда брось эту дурацкую конспирацию! Что случилось?
— Ничего! Просто скажи мне, где мы собираемся отметить мамин день рождения? Ты, кажется, собирался устроить званый ужин?
— Скорее вечеринку, — уклончиво ответил Барт, — у себя дома. Мы посидим в узком семейном кругу.
— У тебя? — недоверчиво переспросила Бетти. — Не в ресторане?
— А что тут плохого? — спросил Барт. — Дома гораздо спокойнее, да и обстановка более непринужденная, чем в ресторане.
— Не глупи, Барт! Я не это имею в виду. Ты ведь даже не в состоянии сварить себе яйцо! Удивляюсь, как ты до сих пор не умер с голоду в своей холостяцкой берлоге!
— Я ем простую еду, и с этим ничего не поделаешь, — ответил Барт, в глубине души признавая правоту сестры.
— Что с тобой случилось? — спросила Бетти. — Ты так долго жил затворником — и вдруг распахиваешь двери по любому поводу.
— Мамин день рождения — это не любой повод, — возразил Барт, — и, по-моему, меня трудно назвать любителем светских развлечений.
— А как насчет бала в Валентинов день? О нем писали все газеты! Неплохо для человека, который уверял всех в том, что избегает популярности! Кстати, ни одну из своих любимых сестренок ты на него не пригласил!
— Разве ты или Дотти приглашаете меня на все приемы, которые устраиваете? — парировал Барт.
— Нет, потому что нам надоело постоянно получать отказы! Так что же превратило тебя из отшельника в радушного хозяина?
— Это не так просто объяснить…
— Держу пари: здесь не обошлось без женщины! — заявила Бетти.
— Ошибаешься, — терпеливо произнес Барт. — Так может, скажешь, наконец, зачем позвонила?
— Я хотела узнать, стоит ли маме выезжать при всем параде, или ей лучше уложить вечернее платье в чемодан? Что ей передать?
— Передай, что я готовлю для всех вас роскошный ужин.
— Ты серьезно?
— Можешь не сомневаться, — улыбнувшись, ответил Барт и повесил трубку.
Хейзл остановилась на пороге комнаты и слегка кашлянула, давая знать о своем появлении. Она сняла жакет, но волосы снова стянула в узел.
— Собираетесь готовить ужин? Разве не я должна это сделать?
Барт отставил поднос с чаем в сторону и подумал, что Хейзл выглядит почти вызывающе добропорядочной, словно исполнительная секретарша, ожидающая распоряжений, — должно быть, это костюм придает ей такой чопорный вид. Но блестящие глаза и розовые щеки нарушали такое впечатление.
Он еще раз убедился в совершенстве восхитительных изгибов ее тела и подумал о том, какое наслаждение получит тот, кто займется с этой женщиной любовью…
