Кэрри судорожно перевела дыхание.
— Но убийца наверняка знал о встрече, раз подстерегал Стивена в доке.
— Возможно. Но его не интересовал человек, с которым встречается Стивен. Иначе он бы не исчез, а спрятался бы в засаде и подождал меня.
— Ты мог пострадать.
— Целью убийцы являлся Картер, а он был порядочным мерзавцем. Принадлежал к той же банде, которая охотилась на Джулию. Правда, он хотел завязать. Я говорил с ним раньше.
— Почему он не обратился в ФБР?
— Он не доверял федералам. Стивен пришел ко мне, чтобы я помог ему покинуть страну. Он знал, что у меня есть связи.
— По-твоему, это должно меня успокоить? — Кэрри, не отрываясь, смотрела на красное пятно на рубашке Грома. Наверное, он солгал ей и Стивен еще не умер, когда Гром приехал на встречу. Вспомнив историю с Дакотой, Кэрри поняла, что Гром пытался спасти Картера. — Я не спала всю ночь, — нахмурилась она. — Я места себе не находила.
— Мне очень жаль. Я должен был позвонить, но совершенно потерял счет времени.
А еще я не привык ни перед кем отчитываться, подумала Кэрри.
— Я не знала, как с тобой связаться.
— Обычно можно позвонить в контору. Там всегда кто-нибудь дежурит. Сегодня на дежурстве Арон.
— Обычно? — воскликнула Кэрри. — Что ты хочешь этим сказать? Для вас это самая обыкновенная рутинная работа? О господи! Ты говорил Арону, куда поедешь? Кто-нибудь в конторе знал, где тебя найти?
— Нет, — покачал головой Гром. — Стивен просил меня никому не говорить. По крайней мере, пока он не уедет из страны.
— То есть никто не знал, где ты находишься?
Гром взял ее за руку.
— В следующий раз я позвоню, обещаю.
Кэрри не знала, что сказать. Ей даже не хотелось думать, что это может повториться.
— Может, поднимемся в спальню? — предложил Гром, заглядывая ей в глаза. — Я валюсь от усталости. Хочу в душ и спать.
— Я тоже.
Позже они позавтракали яичницей с беконом. Гром помогал Кэрри как мог, но он понимал, что только мешает. В яйцах осталась скорлупа, а жарящийся бекон брызгался жиром во все стороны.
Глядя, как Кэрри ловко спасает положение, Гром почувствовал себя беспомощным. Кроме того, его терзали угрызения совести.
Как он мог забыть позвонить Кэрри? Не подумать о женщине, на которой собирается жениться. О женщине, которая носит под сердцем его ребенка. Он опоздал на три часа. С женской точки зрения это равносильно трем световым годам.
Брызги от жарящегося бекона обожгли ему грудь. Гром ненавидел готовить. Завтрак в ближайшем кафе был для него идеальной альтернативой.
— Может, нальешь сок? — Кэрри придумала ему задание, которое невозможно испортить.
— Хорошая мысль, — согласился Гром. По крайней мере, она терпимо воспринимала все его промахи.
Гром пошел к холодильнику, а Кэрри занялась беконом. Она уменьшила огонь, и сковорода тут же перестала плеваться жиром.
Надо же, как все просто, удивился Гром. Пожав плечами, он разлил сок по стаканам.
— Мне так жаль, медвежонок.
— Ты всегда отвратительно готовил, — проговорила Кэрри, вылив на сковороду яйца, из которых успела выловить осколки скорлупы.
— Я о том, что произошло ночью, — уточнил Гром.
Кэрри отвернулась от плиты и посмотрела на него. Лопатка дрогнула у нее в руке.
— Знаю. Но ты же уже извинился.
— Да, вот только боюсь, что теперь у меня нет никаких шансов.
— Жениться на мне? Я не хочу говорить о нашей совместной жизни.
— Но я люблю тебя, — слова вылетели сами собой.
Кэрри выронила лопатку и уставилась на него.
— Ты никогда раньше этого не говорил.
— Да, знаю.
Время, казалось, остановилось. Ни Кэрри, ни Грому не приходило в голову поднять лопатку.
— Немедленно забери свои слова назад, — произнесла наконец Кэрри. — Ты ведь не это хотел сказать.
— Не могу, — буркнул Гром.
— Это не по правилам.
— Понимаю, но ничего не могу поделать.
Гром чувствовал себя неуютно. Ему захотелось, чтобы этого признания не было. Ощущение влюбленности ему не понравилось. Особенно то, с какой неистовой силой забилось сердце в груди.
— Сейчас не самое подходящее время говорить о любви. После того, что произошло сегодня ночью… — Кэрри не договорила и резко повернулась к плите. — Господи, бекон горит! — ахнула она.
Гром выключил плиту и стал выкладывать подгоревшую яичницу на тарелки. Затем он поднял с пола лопатку.
Кэрри неподвижно замерла посреди кухни, не делая попытки помочь ему. Она тоже любила его, но не могла заставить себя в этом признаться. Эта любовь не укладывалась в привычные рамки ее жизни.
Гром пододвинул ей стул и протянул стакан сока.
— Ты успокойся. Сейчас что-нибудь сообразим.
Проявив чудеса сообразительности, он поджарил толстые куски стейка, подогрел банку горошка и добавил туда пакет замороженных овощей.
Кэрри ела молча, не чувствуя вкуса еды. Когда в кухню вошла Спотти и принялась громко и требовательно мяукать, Гром положил в миску холодную овсянку. Кошка набросилась на пищу, а Гром сел напротив Кэрри.
— Я буду хорошим мужем, — сказал он, подумав, что любовь не такая уж и плохая штука. — И хорошим отцом.
— Я боюсь этого брака. Боюсь твоей работы.
Гром угрюмо смотрел в свою тарелку.
— Это мой хлеб. Я ничего не могу с этим поделать.
— А я зарабатываю на жизнь в мотеле родителей. Этот городок — мой дом, мое убежище.
Гром знал, как много для нее значит город их детства.
— Но у нас будет ребенок, — он пустил в ход свой последний козырь. — Если бы Создатель не хотел, чтобы мы были вместе, он не дал бы нам второй шанс.
— Многие живут раздельно и имеют общих детей, — вяло промолвила Кэрри.
— Но я хочу для нашего ребенка лучшего.
— Тогда принеси в жертву свою работу. Поехали в Аризону. Сделай это для меня, Гром.
Он вспомнил счастливую пару, которую они встретили в больнице.
— Я бы и рад. Знаешь, я иногда завидую обычным людям.
— Так что тебе мешает стать одним из них?
— Ну… просто я не умею жить по-другому.
— Я научу тебя. — Она помолчала, внимательно изучая его хмурое лицо. — Покажу другой мир, в котором нет места оружию.
— Кэрри, я спас множество человеческих жизней. То, что я делаю, для меня очень важно.
— Мне хочется, чтобы для тебя были важны наши отношения.
— Разве моя любовь не имеет значения? И я знаю, что ты меня тоже любишь. Я вижу это по твоим глазам.
— Да, — Кэрри перешла на шепот, — я тебя люблю, и это глупо отрицать. Но я была вынуждена защищаться.
— От кого? От отца своего ребенка? Хороша любовь, ничего не скажешь.
