— Вы обещали дать мне время, — пролепетала она, сознавая, что путь к отступлению отрезан.
— Я и не принуждаю вас ни к чему, Изабель, но я не могу молчать о своей любви к вам. Вы избегаете меня. Неужели вы боитесь меня, или я вам противен?
Мэгги замотала головой. Говоря это, Берти подходил все ближе и ближе, и девушка была вынуждена пятиться назад. Как объяснить ему, что вовсе не отвращение держит ее в стороне? На самом деле ей следовало бы прямо и откровенно заявить ему сейчас, что она не любит его и никогда не полюбит и что им лучше всего остаться просто друзьями...
Но разве могла сделать это бедная Мэгги, когда он стоял так близко, что она буквально слышала биение его сердца? Когда аромат его дыхания пьянил ее сильнее любого вина? Она была способна обманывать саму себя, притворяться перед всеми, но лгать и себе и ему одновременно она, увы, была не в состоянии.
Берти уловил замешательство девушки и воспользовался им.
— Значит, я вам не противен? — прошептал он. Сколько ласки было в этом шепоте...
— Нет. — Мэгги бессильно остановилась. Невозможно противиться неизбежному, она и так это делала слишком долго...
— И я могу надеяться на что-то? — так же чарующе продолжал Берти.
Этого Мэгги уже перенести не могла. Не отвечая, она подняла свои хрустальные глаза на Берти. Столько мольбы и нежности было в этом взгляде, что сердце Берти дрогнуло. Он действительно не испытывал ничего похожего ни к одной женщине.
Ему хотелось защитить Изабель от всего, а в первую очередь от самой себя, так как он ясно видел, что ее постоянно терзает что-то. Но как облегчить ее ношу, если она не желает довериться ему?
— Послушайте, Изабель, — начал он, но девушка закрыла ладонью его рот. Она чувствовала, что больше не в состоянии выносить его мягкий голос, и сознавала в себе пугающую готовность признаться ему во всем. Но зачем? Чтобы наблюдать потом, как он в ужасе отшатнется от нее? Нет, лучше молчать...
Но такое молчание было не менее опасно, ибо ее рука по-прежнему оставалась у губ Берти, которые нежно целовали ее, и убрать ее оттуда не было никакой возможности. Разум Мэгги в полный голос кричал о том, что она совершает самый безумный поступок в своей жизни, но ее руки уже не слушались доводов рассудка. Тонкие пальцы девушки осторожно дотрагивались до щеки Берти. Мэгги наслаждалась этим простым прикосновением к его бархатной коже. Он затаил дыхание и чутко внимал ее нежным пальцам, боясь пошевелиться.
Рука Мэгги спустилась ниже, к его крепкой шее, и этого Берти уже не мог спокойно выносить. Он рванулся к девушке и сжал ее в объятиях. У нее перехватило дыхание, так сильны оказались его руки. Следующие несколько секунд Мэгги не чувствовала ничего, кроме его горячих губ, жадно терзающих ее рот. Все ее тело с неистовой страстью откликнулось на этот восхитительный поцелуй, последние возражения были потоплены в чувстве, внезапно накрывшем ее с головой...
Берти на мгновение оторвался от нее, чтобы прошептать:
— Я люблю тебя, Изабель.
Ее фальшивое имя, произнесенной с такой нежностью, немедленно вернуло Мэгги на грешную землю. Ее сердце с сожалением покинуло райский остров мечты и приготовилось к возвращению на холодный материк реальности.
Ты дважды воровка, Мэгги Грин, сурово сказала девушка себе. Ты крадешь сердце Берти и заришься на его алмазы. Опомнись!
Это внушение подействовало, и девушка отстранилась от Бертрама, который очень неохотно выпустил ее из объятий.
— Я что-то сделал не так? — в растерянности спросил он. — Скажи мне, Изабель.
Слышать это имя из его уст было невыносимо, и Мэгги еле заметно поморщилась.
— Прости, если я был груб с тобой, но ты сводишь меня с ума...
Мэгги почувствовала, что если он будет продолжать в таком духе, то она снова не сможет противиться его желанию. Но попадаться в ту же ловушку опять она не собиралась.
— Берти, прошу тебя, мне необходимо как следует подумать, — взмолилась она. — Оставь меня, пожалуйста, одну. Так надо.
Она вложила в эту просьбу всю твердость, на какую была способна в этот момент. Наверное, у нее неплохо получилось, раз огонь в глазах Берти погас и он вздохнул, подчиняясь нежному тирану.
— Хорошо. Тогда спокойной ночи, Изабель, — произнес он и направился к двери, всей душой надеясь, что она позовет его обратно.
Но Мэгги не позвала, хотя все ее существо настоятельно требовало этого. Нечеловеческим усилием воли она заставила себя молчать, пока Берти не покинул гостиную. Лишь тогда полустон-полувздох вырвался из ее измученной груди.
Мэгги мельком глянула на большие настенные часы. Уже десять, но спать совершенно не хотелось. Она решила еще немного задержаться в гостиной, чтобы как следует подумать обо всем. Но ей почему-то не думалось, и, стоя у камина, она вспоминала руки и губы Берти и чувствовала, что у нее кружится голова...
Но в этот вечер ей было не суждено обрести покой. Не прошло и получаса, как ее уединение было вновь нарушено, на этот раз Джеймсом Аркрофтом. Увидев входящего Джеймса, девушка радостно поприветствовала его, рассчитывая, что его общество развеет ее невеселые и опасные мысли. Что может эффективнее, чем мужчина, излечить от роковой привязанности к другому мужчине? Но Джеймс был мрачнее тучи, и вместо того, чтобы развлечь, только встревожил девушку.
Они поболтали немного о пустяках, но Мэгги все время ощущала какую-то недосказанность. Что же хочет сообщить ей Джеймс, раз он то краснеет, то бледнеет...
— Изабель, — наконец решился он, но запнулся.
— Да?
— Я... понимаете... я...
— Да, Джеймс.
— Возможно, я слишком тороплюсь... Вам, наверное, не до того... но я больше не могу молчать...
Джеймс сбивался после каждого слова. Видимо, это надоело ему самому, и он решил отбросить ненужные речи и приступить к действиям. Он вдруг шагнул вперед и стиснул Мэгги в объятиях. Девушка настолько растерялась, что не могла сразу оттолкнуть Джеймса. Но потом нелепость ситуации дошла и до ее затуманенного мозга, и она стала вырываться.
— Простите, Изабель, — опомнился он. — Не знаю, что на меня нашло. Мне просто показалось, что так я смогу выразить свои чувства легче, чем словами. Я никогда не обладал красноречием Берти...
При напоминании о Берти Мэгги залилась краской. В течение одного часа оба брата сжимали ее в объятиях! Не слишком ли много даже для прелестной француженки?
— Прошу вас, Джеймс, не будем об этом, — мягко произнесла она, надеясь успокоить молодого человека. Но добилась, к собственному удивлению, прямо противоположного эффекта.