Когда Канди сидела у туалетного столика, эта мысль вновь пришла ей в голову, и она увидела, как ее отражение в оправленном в тяжелую серебряную рамку венецианском зеркале побледнело. Если ей вновь придется столкнуться с Джоном, это будет ужасно.
Девушка решительно взяла себя в руки и направилась к гардеробу достать платье, купленное специально для этого случая. Это был первый вечерний наряд, приобретенный ею за последнее время; ей пришлось его купить, поскольку больше ничего подходящего для официального ужина в палаццо Лукка у нее не имелось. Платье было из белого шелка с редкой серебряной вышивкой, закрытый лиф и изящная, до лодыжек, юбка казались отдельными предметами, хотя на самом деле это было не так. Канди не осознавала, как хорошо идет ей это платье, и, даже стоя в шесть часов вечера перед высоким зеркалом и критически рассматривая свое хрупкое отражение в нем, не имела понятия, насколько потрясающе она выглядит. Канди лишь видела, что ее волосы уложены отлично, кожа чистая, и вполне была довольна своим легким макияжем, прекрасно оттеняющим ее большие блестящие глаза и мягкий, хорошо очерченный рот.
Она не знала, что восхитительно красива, что в этом тонком, простого покроя платье кажется скорее эфирной тенью легендарной нимфы, чем молодой женщиной из плоти и крови.
В половине седьмого Канди вошла в гостиную, где обнаружила Катерину, уже ожидавшую ее. Итальянка была потрясающе элегантной в развевающемся зеленом бархатном вечернем платье, подходившем ей больше, чем все остальные наряды, в которых ее видела Канди. Прекрасные черные волосы были уложены высоко на голове. Она выглядела, кем и была, — римлянкой из древнейшей фамилии, в крови которой накопилось почти четыре тысячи лет цивилизаций. Канди наполнило восторженное восхищение, и она немедленно сказала об этом Катерине.
— Ты всегда такая сдержанная, — немного завистливо добавила она. — Хотелось бы и мне быть такой.
Итальянка улыбнулась.
— Я совсем не такая, как ты, cara, — довольно спокойно заметила она.
Палаццо Лукка располагалось недалеко от площади дель Пополо — той части Рима, которая во времена Ренессанса считалась наиболее фешенебельной. Это был величественный, красивый каменный дом, и, когда Канди впервые увидела его из окна машины Катерины, у нее перехватило дыхание. Ей показалось фантастикой, что здание, выглядевшее как национальный музей и достойное служить художественной приманкой для туристов, на самом деле является частным особняком и местом жительства хорошо знакомого ей человека.
Пусть Микеле и не использует большую часть палаццо Лукка, но, тем не менее, это его дом!
Все узкие улочки возле палаццо оказались запружены машинами, некоторые уже успели припарковаться, другие еще маневрировали в поисках места, и девушкам пришлось подождать несколько минут посреди улицы, пока водитель сверкающего белого «ягуара» пытался втиснуть свое авто на место, более подходящее для «мини». Очевидно, он наконец это понял и, наклонившись вперед, виновато улыбнулся девушкам, которых только что заметил, и Канди увидела, кто это был. Прошло много времени с тех пор, как она в последний раз встречалась с дядей Микеле, но он был слишком похож на своего племянника, чтобы его нельзя было легко узнать.
Марко опустил свое окно:
— Добрый вечер, синьорины! Катерина, дитя мое, не пытайся припарковать свою машину. Мы оба должны были приехать пораньше, а теперь середина дороги — все, что нам осталось! — Он оглянулся через плечо на то место, куда сам пытался загнать свое авто. — С другой стороны, carina [26], здесь есть местечко, достаточно большое для велосипеда… возможно, даже для двух… Для меня оно маловато, но этой твоей игрушке вполне может подойти.
— Bene, я попытаюсь, — засмеялась Катерина, и, когда «ягуар» плавно отправился вдоль линии машин в поисках более подходящего места, она без особых трудностей втиснулась на указанное место.
Девушки вышли из машины, и англичанка остановилась, зачарованно глядя на фасад палаццо. Ряды высоких окон, смутно напомнившие ей окна Букингемского дворца, были ярко освещены, светлился и из высокого сводчатого прохода, над которым, как она предположила, висели гербы семейства ди Лукка, запечатлевшие прошедшие века в тяжелом камне. Группа людей, только что высадившаяся из машин, припаркованных дальше по улице, двинулась под арку, и девушки последовали за ними. Высоко над их головами качался громадный бронзовый фонарь, впереди открывался, как театральный задник, широкий внутренний двор, давая некоторое представление о пышности и великолепии дома, к которому они приближались.
Внутренний дворик был полон тускло мерцающих мраморных статуй и мягко журчащих фонтанов. Маленькие пальмы тихо шелестели в ночном бризе. Факелы прекрасно освещали пространство, где мужчины и женщины в вечерних нарядах стояли группами, обмениваясь многоречивыми рождественскими поздравлениями. Как заметила Канди, большинство дам были защищены от легкой прохлады дорогими мехами, кругом разноцветными огнями вспыхивали драгоценности, некоторые платья были захватывающе красивы. В дальнем конце двора раскинулась веером мраморная лестница, ведущая к первому ряду галереи. Медленно поднимаясь по ней вместе с Катериной, Канди осматривалась вокруг с изумлением зачарованного ребенка, попавшего в пещеру Аладдина.
Но затем, на вершине лестницы, она испытала шок — здесь стояла хозяйка бала, а значит, вечер, которого Канди ждала с некоторым опасением, начался.
Графиня ди Лукка, иначе известная как мисс Анна Ланди, с головы до ног была закутана в алое шелковое сари и, по мнению Канди, выглядела как стройное прекрасное пламя. Лицо итальянки с тщательным макияжем было безупречно красивым, и она улыбалась, показывая прекрасные белые зубы. На одном пальце красавицы пламенел огромный рубин, мерцая и вспыхивая, будто живой, и все в ней казалось почти нереальным.
Она мгновенно узнала Канди и восторженно приветствовала ее, расцеловав, как и прежде, в обе щеки.
— Кандида, вы прекрасно выглядите! Как приятно быть молодой! Носить белое и не выглядеть при этом нелепой! Я так счастлива видеть вас вновь. Катерина, mia cara… — Она оборвала себя. Как раз в этот момент ее деверь, дядя Микеле, достиг вершины лестницы, очевидно пристроив свой «ягуар», и выражение лица графини едва уловимо изменилось. — Марко, ты поздно! — Она ярко улыбнулась ему, как будто компенсируя внезапную резкость голоса.
Деверь наклонился к ее руке и прикоснулся губами к ярким кончикам пальцев.
Анна резко выдернула свою руку и сделала рассеянный жест в сторону Канди:
