тротуара машине, переговорил с кем-то там и вернулся.
— Значит так, архаровцы! У нас внеплановый отгул на сегодня. Возгорание в серверной, но будут проверять всю проводку, по всему зданию. Один день, с сохранением зарплаты. Все по домам.
У Георгия появилась идея поймать Ксению и поговорить с ней, попытаться убедить её, что она не так всё поняла, и это просто шутка. А если не получится — попробовать убедить, чтобы она никому не говорила, но она, услышав про отгул моментально упорхнула, а бежать за ней, в строну противоположную дому было очень подозрительно. Он попрощался с коллегами и пошёл домой.
Уже у подъезда он ощутил вибрацию телефона. Звонил Ганс. Георгий торопливо поднял трубку, и отошёл в строну. «Пора произойти чему-то хорошему сегодня» — подумал он.
— Георгий…Джорджи.
— Да, — голос Георгия стал хриплым, он огляделся по сторонам и добавил — любимый.
— Нам придётся расстаться, милый.
У Георгия как будто сдавили грудь и дали под дых, выдавили весь воздух, он попытался вдохнуть, но раздался только хриплый писк.
— Ты в порядке? — голос Ганса прозвучал взволновано.
Георгий наклонился и упёрся ладонями в колени — его потихоньку отпускало, но в голове шумело и пульсировали слова Ганса. На глазах навернулись слёзы, не только от обиды но ещё и от осознания несправедливости: в нескольких метрах шумели автомобили, двор ничем не отличался от себя же вчера, сегодня утром и всегда, вдалеке у последнего подъезда гуляла мать с ребёнком, подергивая головой по бордюру шагал голубь — продолжалась жизнь. И миру как будто было наплевать, что его жизнь кончилась. Как будто прошла вечность, но на самом деле — всего несколько секунд. Он отдышался.
— Повтори, пожалуйста, — может быть, он что-то не расслышал, Ганс же вроде сказал «милый». Может быть, это такая шутка?
— Георгий, мы не можем быть вместе. Между нами всё кончено.
— Почему? — из множества вопросов, которые вихрем пролетели в голове молодого мужчины, он смог задать только этот.
— Долго объяснять, но я наверное должен, — голос Ганса звучал непривычно грустно, — у нас мало общего, нас ничего не связывает, и тут мои родители правы, вряд ли у нас есть какое-то будущее.
— А, родители, — добавил Георгий как мог максимально нейтрально, но всё равно проскочила нотка сарказма, которую уловил Ганс.
— Да, ты конечно им понравился, но они очень беспокоятся обо мне и у них есть способы осложнить мне жизнь…
— Что ты знаешь, про сложную жизнь, — Георгий сам поразился, насколько неприятно-истерично он может звучать, — я живу в России, и сегодня мои коллеги узнали, что я — гей!
— Оу, — Ганс помолчал, — ты сам им рассказал?
— Нет, досадная случайность. Теперь меня, наверное, уволят.
— Но это, наверное, незаконно! У нас это точно незаконно, ты сможешь восстановиться через суд? Скорее всего да?
— Конечно, — Георгий усмехнулся, — только скоро об этом будет знать весь город, и меня наверное убьют тут.
— Мне жаль.
— Это всё, что ты можешь сказать?
— Георгий, — мягко произнёс Ганс, — я не могу продолжать с тобой отношения только из жалости и из желания помочь тебе. Родители высказались предельно четко: или ты, или наследство, а без него — я так и буду всю жизнь вкалывать на своей работе, до пенсии и потом влачить жалкое существование в своей квартирке.
— Ты слышишь, что ты говоришь? Ты же буквально меняешь меня на деньги!
— Не совсем так, — Ганс, казалось смутился, но тут же перешёл в наступление, — но какое право ты имеешь судить меня? Ты тут был туристом, тебе не надо было работать, думать о счетах, о продуктах, о будущем.
— Давай, упрекай меня за это.
— Извини. — Ганс моментально остыл, — нам с тобой сложнее быть вместе чем я представлял. А я считаю, что всё должно быть просто.
— Но, нам же было хорошо вместе…
— Да, Джорджи. Очень хорошо. Давай закончим всё так. И будем помнить, как нам было хорошо.
— Послушай, но может всё наладится? Может быть я смогу убедить твоих родителей? Может быть всё будет ещё лучше? Я смогу работать, у нас будет две зарплаты, потом две пенсии, мы будем счастливы. — у Георгия появилась слабая надежда, что он сможет сейчас переубедить Ганса, — давай я приеду и мы подумаем, что можно сделать? Я смогу прилететь буквально завтра у меня ещё действует виза.
Он тут же начал думать, у кого сможет занять денег на билет, но его фантазии были разрушены ответом Ганса.
— Нет Джорджи. Извини. Я всё сказал. Спасибо и прощай.
В трубке раздались короткие гудки.
Георгий машинально попытался перезвонить, но Ганс сбросил вызов.
Ганс чувствовал себя отвратительно. Когда они расставались с Вольфом — оба испытали облегчение, они были почти ровесниками, со схожими интересами и их партнерство было больше деловым союзом, ради здоровья, ради секса, ради общения, но со временем, они исчерпали друг друга, обоим захотелось новизны и оба пришли к выводу, что необходимо расстаться. А сейчас Ганс чувствовал горечь и жалость. Причем жалость не только и не столько к Георгию, а к самому себе. Ему уже скоро сорок лет. Он уже не может и не хочет тусоваться в клубах ночи напролёт. Он уже замечает предательскую дряблость кожи в некоторых местах. Редеющие волосы с проблесками седины. До Георгия, у него даже несколько раз случались осечки с эрекцией. Впереди, и не так далеко — старость. Он очень не хочет встретить её в одиночестве, пусть даже и в уютном особняке своих родителей, обеспеченным бюргером. Ужасно не хочется превратиться в одного из стареющих ловеласов, которые подкатывали к нему, когда он был помоложе: ухоженные мужчины с небольшим животиком и с собранными в хвостик седыми волосами, обычно на седане премиум класса, за несколько метров благоухающими парфюмом и с белоснежной улыбкой из имплантов. Стать таким же: снимать мальчиков на ночь и опасаться что они украдут наличные из бумажника, до тех пор пока этот образ жизни не разрушит деменция. Или уехать в одну из гостеприимных и тёплых стран третьего мира, где можно найти себе постоянного молодого партнёра за деньги и доживать с ним, радуясь пылкости купленной за немного евро и в целом, дешевизне жизни. Ганс почувствовал тошноту от того, как живо он это представил себе — всё равно, что завести себе домашнее животное, но «с привилегиями». Но, всё-таки, мне же ещё даже и не сорок. Встречу ровесника, с которым будет интересно. Полюбим друг друга. Будем заботиться друг о друге. Превратимся в одну из милых
