Это была бы работа ее мечты! На мгновение Лисса задумалась о том, как бы это было замечательно...
— Спасибо за предложение, но я вынуждена отказаться от него, Курт.
Это были единственные слова, которые она смогла произнести. Работать рядом с ним, работать на него и не быть с ним? Нет, этого она не переживет.
Курт кивнул. Казалось, его нисколько не удивил ее отказ. Молодые люди дошли до конца аллеи. По обеим сторонам тротуара росли сосны, и от них веяло прохладой. Затянувшееся молчание тяготило обоих. Девушка посмотрела на Курта и спросила:
— Ты хочешь еще что-нибудь сказать, прежде чем я уйду?
Ему потребовалось время, чтобы ответить:
— Я все разрушил, не так ли?
Да, ты все разрушил, хотелось сказать Лиссе. Но ей пришлось признать, что у них не было ничего, что можно было бы разрушить. Она всего лишь пожала плечами, надеясь, что не сломается и не заплачет.
— Лисса, позволь мне проводить тебя до дома.
Девушка стиснула кожаный переплет диплома, так что побелели костяшки пальцев. Но в действительности не было никакой веской причины, по которой она могла отказать ему пройтись с ней по общему тротуару в этот солнечный весенний день. Она снова пожала плечами и ускорила шаг.
— Ты не спросила меня, почему я так легко догадался о том, что ты была беременна, — высказал вслух свои мысли Курт.
— Ты же параноик!
— Я так не думаю. Ты говорила, что была больна той весной... Видишь ли, я понял одну вещь: подсознательно я желал, чтобы у тебя был ребенок.
Лисса была так потрясена его словами, что едва устояла на ногах. Курт схватил ее руку и крепко сжал.
— Мои родители... — медленно начал он. — Они постоянно ругались не из-за того, что им был нужен я. Они ругались, потому что не хотели, чтобы я вообще появлялся на свет.
В его голосе не было боли. Он всего лишь констатировал факт.
— Курт, мне очень жаль...
Он пожал плечами.
— Они поженились только потому, что мать была беременна мной. И едва терпели друг друга. Все детство я чувствовал собственную ненужность.
— Тогда я тебя не понимаю. Если это было так тяжело для тебя, то почему ты хотел обречь другого ребенка на подобные мучения?
— Потому что я — не мои родители.
Лисса кивнула.
— Но...
— Я любил бы своего ребенка. И когда какое-то время я думал, что у меня был ребенок и я потерял его...
«Это был не ребенок, — сказала она тогда, — это была неприятность». Какой же удар нанесла ему ее ложь, сказанная в пылу гнева!
Неудивительно, что он стал подобен камню, когда Лисса произнесла эти слова. Возможно, она не смогла бы ранить его сильнее.
Курт посмотрел на нее так, словно видел ее впервые.
— В тот день я просто сошел с ума, — продолжал Курт. — Я не пытаюсь найти оправдание — его просто нет. Если бы я знал, что ты не делала аборт, мне не потребовалось бы столько времени, чтобы осознать, каким дураком я был. Лисса, я отдал бы правую руку, если бы можно было повернуть время вспять и вновь пережить те пятнадцать минут нашего разговора.
— О, только не руку, Курт, — пробормотала девушка. — Без нее будет трудно взобраться на твою знаменитую стену.
Курт пропустил ее шутку мимо ушей.
— Мне потребовалось целых шесть лет, чтобы понять: та наша ночь не была случайностью.
— Конечно, не была, — фыркнула девушка. — Ты все спланировал.
Он покачал головой.
— Курт, не надо отрицать, что не было никакого пари!
— Все было не так, как ты думаешь. Я сказал одному из ребят, что ты будешь давать мне уроки математики, а он начал отпускать шутки, говоря, что, должно быть, я хочу от тебя нечто большее. Но ведь все молодые парни выделываются перед своими друзьями. Я пытался прервать глупые слухи, но после той невероятной ночи...
Он тоже считает ту ночь невероятной?
— Сначала я был слишком ошеломлен, чтобы думать. Со мной прежде никогда такого не случалось. Но ты была похожа на испуганного кролика и в такой спешке убежала из моей комнаты... — Он вздохнул. — А на следующий день начались сплетни, которые было уже не остановить.
А услышав о пари, она вообще отказалась с ним разговаривать...
Да, мы оба оказались дураками, подумала Лисса. Если бы они тогда поняли свои чувства к друг другу, их взаимное влечение могло бы перерасти в нечто большее.
Но теперь уже нет смысла размышлять о случившемся.
— В тот день ты не захотела уделить мне минуту внимания, — продолжал Курт. — Я и подумал, что тебе это не нужно, и прекратил попытки. Даже убедил себя в том, что не стоит доверять женщинам, которые сначала спят с тобой, а потом поворачиваются к тебе спиной.
— Подожди-ка... Я повернулась к тебе спиной?
— Я не говорю, что тогда был прав, но, разумеется, ты причинила мне боль, когда ушла с безразличным видом. И когда я начал подозревать, что ты была беременна и даже не сказала мне...
Она тяжело вздохнула.
— Я же говорила тебе, Курт, что не была в этом уверена на сто процентов. Мне нечего было тебе говорить. Я не видела никакого смысла в том, чтобы подойти к тебе и поделиться, возможно, беспочвенными подозрениями.
Курт слегка улыбнулся.
— Да, теперь я все понимаю. Должно быть, ты испытала облегчение, когда все закончилось... но мне очень жаль, что все не произошло по-другому.
Девушка остановилась в нескольких шагах от дверей пансиона.
— Это не было облегчением, — возразила она. — Что ж, я пришла.
Курт больше не смотрел на Лиссу. Все его внимание было сосредоточено на фасаде дома, и на мгновение девушка поняла, о чем он думает, глядя на этот дом. Подъезд грозил в любую минуту развалиться. Лестница осела. С двери облетела краска.
— Мне очень не хотелось бы, чтобы ты здесь жила, — сказал Курт. — Но, боюсь, моего желания будет мало.
— Правда? Тогда почему же ты развопился, когда Ханна хотела отдать мне свой дом?
— Потому что мне не хотелось, чтобы он принадлежал тебе, — признался Курт.
— Звучит противоречиво.
— Я не хотел, чтобы между нами стоял дом, чтобы мы каждый раз ругались из-за него, как это делали мои родители. — Курт повернулся к Лиссе лицом и положил руки ей на плечи. — Я не желал, чтобы ты была связана домом, потому что хотел взять тебя с собой.
Ее сердце учащенно забилось и готово было вырваться из груди. Такого она прежде никогда не чувствовала.
— Лисса, пожалуйста, дай мне еще один шанс. Мне очень трудно, — проговорил Курт.
Девушка долгое время смотрела на него. Что-то было в выражении его лица, буря страстей в его взгляде...
— Я иду внутрь.
