Поедая полусырую курицу с привкусом средства для прочистки труб, Юго изливал восторги по поводу того, что стал наконец отцом «в самом благородном смысле слова», воспевал очарование «волшебного ремесла», с которым познакомился сегодня после обеда…
— Представляешь, у меня такое впечатление, будто я родился и вырос среди опалов и лазуритов!
Ариана же, счастливая Ариана, рассказала, какая прекрасная атмосфера царит в ЖЕЛУТУ, как тепло ее там встретили, как нежно, совсем по-отечески отнесся к ней Никар, и с удовольствием заключила:
— Кажется, дело пойдет куда быстрей, чем я думала!
Ну конечно же Юго так и не узнает, что развеселое появление его жены дома было всего лишь отражением ее мучительной работы над погружением в беспечность, как не сможет и Ариана увязать веселость мужа с его нечеловеческими стараниями выработать в себе легкомыслие. Момо проделал хорошую работу.
Лиз Онфлёр открыла дверь. Перед ней стоял маленький человечек, похожий на ребенка, нарядившегося в карнавальный костюм кабачка. Зеленый колпачок, зеленый плащик, зеленые штанишки… Человечек-кабачок обнажил в улыбке прекрасные белые зубы:
— Добрый вечер, я Морис Кантюи. А вы, мадам предполагаю, матушка Арианы Марсиак?
Улыбка не попала в цель: рассматривать женщину, даже эту, в качестве старейшины рода — ах, как не тонко! И хотя Лиз Онфлёр предпочла бы скорее исповедаться в церкви, чем признаться в этом, у нее уже заранее поднакопилось на душе всякого-разного по отношению к «тренеру» дочери.
— Наслышана о вас. Проходите. Юго дома, и Ариана вроде бы тоже.
Со второго этажа доносились вопли принимавших ванну детей и — эхом — голос их отца, требовавшего немедленно положить на место фен: это не игрушка!
Лиз Онфлёр забеспокоилась и крикнула зятю, что может, если надо, подняться, но тот отклонил предложение, проревев, что ситуацию полностью контролирует.
Они уселись на кушетку и стали ждать. Морис смотрел на Лиз, Лиз на Мориса. Лиз казалась Морису красивой, очень красивой, совсем как чуточку привядшая лилия. Она куда нежнее дочери. И она такая кругленькая, полненькая — более аппетитная, в некотором смысле. Он попробовал найти к ней подход с помощью комплимента и сказал, что восхищается ее преданностью семье.
— Что вы, я только выручаю их, и все. Агентство обещало до конца месяца найти девушку за стол и кров.
Снова замолчали. Морису Кантюи показалось, что долго он так не выдержит. Профессия, разумеется, научила его тому, что он называл УПК (управление паузами во время конфискации имущества). Когда у должника не хватает аргументов, молчание становится лучшим средством еще увеличить его смятение, иными словами — принудить вытащить наконец чековую книжку. Однако лицом к лицу с этой красивой дамой, которая ничегошеньки ему не должна, он чувствовал себя немножко потерянным. Вернулся было к грубой лести, сообщив, что в лице мадам Марсиаки обрели ангела, спустившегося с небес, но Лиз Онфлёр остановила поток его красноречия одним движением руки:
— Стоп! — И объяснила свой жест: — Это я-то спустилась с небес?! Дико слышать такое. Месье Кантюи, спасибо на добром слове, но комплименты кажутся мне неуместными. Единственное достоинство, какое я за собой без ложной скромности признаю, — искренность. И потому скажу откровенно: мне совсем не нравится то, что делается в доме моей дочери и моего зятя с тех пор, как вы тут появились!
Судебный исполнитель смог только тихо хрюкнуть в ответ.
— Я слышала о более или менее туманных теориях легкомыслия и беспечности, но почему бы моим детям с таким же успехом не заняться аэробикой или выращиванием свеклы? Я вижу, что моя дочь пустилась в авантюру, из которой неизвестно что получится, и втянула в нее моего нежно любимого зятя. При этом никому, кажется, нет дела до того, как этот странный обмен ролями отразится на моих внуках! И я вас спрашиваю, месье Кантюи, что вы на самом деле имеете в виду, принимая участие в этой блажи?
Чем больше она говорила, тем сильнее гневалась. Морис пришел в ужас от мысли, что такая красивая, элегантная женщина станет его врагом. Он притворился страшно удивленным — нет, правда, откуда в ней такое принципиальное неприятие «министерского чиновника, назначенного государством»? Видимо, мадам не знает, что, когда он пришел к Марсиакам, семья находилась в глубоком кризисе… И что дочь и зять мадам сами попросили его помочь… Кантюи сообщил о том, насколько ему «неприятно сознавать, что столь просвещенная особа не присоединяется с радостью к чему-то вроде переворота или по меньшей мере к опыту, который, возможно, полностью изменит отношения между мужчиной и женщиной в западном мире!». И тут же, не переводя дыхания, спросил, не согласится ли мадам отужинать с ним.
Если Лиз Онфлёр что и ненавидела в жизни, то это министерских чиновников, назначенных государством (в 1968 году именно она и придумала лозунг «Смерть чиновникам!»), и людей, которые никогда ни в чем не сомневаются. Но он все-таки не настаивал на том, что его эксперимент — истина в последней инстанции, это было какое-никакое, а очко в его пользу, и Лиз согласилась с ним поужинать.
Тренинг Марсиаков между тем двигался вперед, и все было отлично. Убедившись, что его теория легкомыслия и беспечности усвоена, Кантюи приступил к практическим работам.
На следующей неделе Юго постигал азы умения всякой современной женщины делать два дела одновременно. После элементарных упражнений (говорить по телефону, обваливая в толченых сухарях ножку индейки; смотреть телевизор, не забывая проверять, сколько воды натекло в ванну) приступили к более сложным. А к концу месяца Момо перешел уже к самому трудному: одновременно одеваться и причесываться, затем — отчитывать ребенка, втискивая при этом свою тачку между двумя другими. При обучении двоеделию в машине сам Морис играл роль разболтанного маленького мальчика, а автомобилем назначили табуретку на колесиках, ее-то и следовало припарковать между двумя креслами.
Ариана, хохотавшая до упаду, давала мужу советы:
— Не оборачивайся, чтобы отвесить ему оплеуху, тычь рукой назад как попало и помни: у тебя теперь не «универсал», так что особо не размахивайся, в такой маленькой машине рано или поздно все равно по ребенку попадешь.
Когда наступила ее очередь, она смеялась уже меньше.
Научив Ариану ходить раскорякой и смотреть людям прямо в глаза, Морис счел необходимым пустить в дело ее природную самоуверенность. Беспечность — это прекрасно, но, если ты руководишь предприятием, нельзя, чтобы тебя считали безрассудным мечтателем. И Ариане было предложено поиграть в проведение общего собрания. Диванные подушки изображали представителей администрации. («Не так уж далеко от действительности!» — заметил Юго.) Она многому научилась в этот вечер — начиная с совсем простых вещей.
