Наступила следующая неделя, медленно приближая день ее свадьбы. Во вторник она уже частично запаковала свои вещи, которые нужно было перевезти в загородный дом Ионы. Она также уложила вещи, которые могли понадобиться ей во время их свадебного путешествия. Сразу после свадьбы они поедут к Ионе, а уже на следующий день, в воскресенье, вылетят самолетом на остров, где и проведут свои два медовых месяца.
В среду, когда до свадьбы оставалось всего четыре дня, Лидию стали все чаще посещать мрачные мысли и сомнения. Когда позвонил Иона, она чувствовала, что испытает огромное облегчение, если он отменит бракосочетание.
— Где ты сейчас находишься?
— В Швеции.
— Когда возвращаешься?
— Ты чем-то встревожена?
— Прости меня, я знаю, что наш брак непростой. Думаю, что я в критической стадии предсвадебной депрессии. У нас все будет хорошо, правда ведь, Иона? — спросила она с нетерпением.
— Боже, ты так переживаешь.
— Мне было бы легче, если бы ты был рядом, — сказала она, абсолютно не думая. Когда слова уже непроизвольно вырвались, она сгорала от стыда за свою несдержанность. — Я упаковала уже столько вещей, которые надо перевезти тебе домой, — заторопилась она сгладить свою ошибку. — То, что мне понадобится во время нашего свадебного путешествия и, конечно, после него, когда мы уже вернемся. Я… — язык не поворачивался. Ей снова было трудно с ним разговаривать, а всего через три дня он станет ее мужем.
— Лидия, у нас все будет хорошо. Я обещаю, — попытался успокоить ее Иона.
Она чувствовала себя такой жалкой, такой несчастной. Она быстро попрощалась с ним и повесила трубку. Через три дня она станет его женой! Оставалось только надеяться, что нервы не сдадут окончательно и она переживет эти три дня.
До субботы она старалась убедить себя в том, что, несмотря ни на что, ей необходимо выйти замуж за Иону. Состояние ее было по-прежнему нервозным. Ей было трудно предугадать, смогут ли они нормально ужиться под одной крышей, но со своей стороны она сделает все от нее зависящее, чтобы ее отношение к нему помогло не только сохранить этот брак, но и сделать его счастливым.
Она проснулась ранним утром, когда мать была уже вся в делах. К великому удивлению Лидии, даже не мечтавшей о получении завтрака в постель, Хилари Пирсон внесла в ее спальню поднос.
— Мама, тебе не следовало… — удивленно начала Лидия.
— Нет, именно мне и следует, — возразила ей Хилари. — У тебя сегодня особенный день, моя мать тоже подавала мне завтрак в постель в день моего венчания с твоим отцом.
— Но… — Лидия не смогла закончить предложение. — Спасибо, — приняла она с благодарностью любезность матери.
— Как ты себя чувствуешь?
— Даже не знаю, — честно призналась ей Лидия. — Постараюсь взять себя в руки и думать, что все это не сон, а реальность.
— Состояние твое вполне понятно и естественно. — Мать улыбнулась и, к великому удивлению Лидии, призналась: — Ты извини меня, если я иногда давала тебе повод думать, что собираюсь выиграть конкурс на звание самой несчастной и сварливой матери. Но в последнее время мне и твоему отцу пришлось несладко.
— Иногда это было просто ужасно, — рассмеялась Лидия.
— Эти трудности чуть не разбили вдребезги наш брак, — созналась Хилари и, улыбнувшись, добавила: — Только благодаря Ионе мы как-то поправили дела.
— Ты имеешь в виду тот чек, который он мне выписал?
— Это самый мрачный эпизод в нашей биографии. Я чрезвычайно ему признательна, Лидия. — Она снова улыбнулась. — Несмотря на то, сколько искусственных проблем он создал, дав мне всего лишь шесть недель на подготовку к вашей свадьбе!
— Тебе было нелегко! — согласилась Лидия. — И я тебе от всего сердца признательна.
— Не нужны мне ничьи благодарности. Это мои обязанности. Для этого я и живу, — просияла Хилари Пирсон. — Хотя должна признаться, что иногда их исполнение равносильно кошмару. А теперь завтракай и не торопись спускаться вниз. Дом кишит твоими двоюродными сестрами и тетушками. Постарайся до самой церемонии сохранять спокойствие, пребывая в тишине и уединении, — посоветовала ей мать.
Оставив Лидию одну, она отправилась проверить, подан ли завтрак для всех собравшихся, и еще раз дать строгие инструкции всем, кто в этом, по ее мнению, нуждался. Она действительно потрудилась на славу. Лидия, конечно, знала, что мать слишком часто не сдерживала свой острый язык, но она любила свою мать, а мать, конечно, любила ее.
Руководствуясь благими намерениями, Лидия постоянно протестовала против чрезмерных затрат на свадьбу. Ее не мог не интересовать вопрос, откуда родители брали деньги. В последний раз, когда она предприняла очередную попытку выяснить источник финансирования, ей сказали, что, кроме головной боли, ее расспросы ничего не доставляют, и жестко попросили не вмешиваться не в свои дела. С тех пор Лидия старалась не вздрагивать от ужаса, когда Хилари выступала с новыми, довольно дорогостоящими в воплощении идеями.
Церемония венчания должна была состояться в два часа дня. И хотя Лидия послушно выполняла инструкции матери и не покидала своей комнаты, с таким же успехом она спокойно могла спуститься в гостиную к родственникам: все они сочли своим долгом заглянуть к ней в комнату.
Ей не терпелось увидеть Иону, но еще больше ей хотелось, чтобы сегодняшний день скорее подошел к концу. Нервозность пагубно сказывалась на ее общем состоянии. Она жалела, что согласилась на такую пышную свадьбу, но, вспомнив, с каким энтузиазмом мать принялась за подготовку, усомнилась, что у нее был шанс внести свои коррективы. Лидия обрадовалась, когда все гости разошлись по комнатам, чтобы облачиться в праздничные наряды.
Она опустилась в кресло у туалетного столика и посмотрела на себя в зеркало. Всего лишь через час с небольшим она превратится в госпожу Мэрриотт. Внутри все переворачивалось от одной только мысли об этом.
В пятнадцать минут второго Лидия была готова. Ее волосы были собраны на затылке в виде короны, на лицо был наложен деликатный макияж. Мать помогла ей надеть свадебное платье, которое было настоящим произведением искусства: лиф был расшит шелком и украшен жемчугом, а от него до полу свободно ниспадали воланами многочисленные воздушные складки легчайшего шелкового материала. Рукава были короткими, а вырез скромным и округлым, почти под самое горло. К нему Лидия надела жемчужное ожерелье, которое родители подарили ей на совершеннолетие, и длинную фату. По семейным традициям фату должна была поддерживать диадема, усыпанная бриллиантами и жемчугом, которую специально для этого случая позаимствовали у сестры отца. По сложившимся в семье правилам диадема передавалась по женской линии из поколения в поколение, и после тетушки Лидии хранительницей этой семейной реликвии должна была стать ее кузина.
