на Русика похож, блин…
Запрокинув голову кверху в лифтовой кабине, смотрю на светильник, почему-то напоминающий мне кусок сахара рафинада.
После Нового года повысится на рафинад цены, и опять будут разборки, скандалы, письма… Как это утомительно и приземлённо.
И как всегда, в моменты напряга, миллион мыслей в голове.
Ваня сказал, что они вдвоем меня дурят, брат с сестрой…
Кошусь на Платона. Спокойно стоит, взгляд задумчивый, спокойный.
Вряд ли был бы так спокоен, если б знал, что его сестра делает… Или если б был с ней заодно.
В конце концов, нельзя во всем видеть одно дерьмо.
— Как учеба у тебя? — спрашиваю неожиданно даже для самого себя.
Надо же, на разговоры пробивает…
Расшатала меня Морковка.
Да и потрясывает чего-то от эмоций. Надо отвлечься…
И вот рядом с Платоном начинаю почему-то про образование, про будущее говорить.
Тем более, что он особо ничего не отвечает, так, плечами пожимает на мой вопрос, показательно равнодушно. Надувает пузырь из жвачки. Словно подросток мелкий, наглый.
— Дело такое, Платон, понимаешь, нужно получить образование. А то армия, все дела.
Слышу себя со стороны и охреневаю от собственного косноязычия. И еще больше — от тона, покровительственно-взрослого.
Давно ли ты таким стал, Игорек?
— Да я собирался в армию, — снова пожимает плечами Платон.
— А образование получить — не вариант?
— Так поздняк уже, все проебал… — беспечно улыбается Платон, и я чего-то завожусь прямо, даже про волнение свое перед решающим разговором с его сестрой забываю.
— Зачем нужно в армию, если можно получить высшее образование? В универе с военной кафедрой? С вышкой лучше устроишься на работу, молодого специалиста возьмут с руками и ногами. Без образования хуже.
— Я говорил, надо зарабатывать, и мне уже не восстановиться, Игорь, — отвечает Платон уже серьезнее. Его, похоже, мой тон все-таки цепляет. И это хорошо. Потому беру быка за рога.
— Восстановлю тебя, оплачу учёбу.
— А вот не надо! Я не хочу, зачем?
Он действительно мальчишка, даже немного пугается моего предложения.
Не понимает, с чего такая щедрость.
Выдыхаю, собираясь с мыслями, чтоб донести все правильно. И понятно.
— Платон, у меня нехороший пример в жизни был, когда парень вылетел из университета… Надёжный друг. И пропал. Мне совсем не нравится, что ты вылетел, причем, не потому, что не учился, а по причине того, что пытался работать, помогая сестре. Это некоторые твои качества показывает. Когда у тебя есть хорошие, надёжные партнёры, и ты относишься к ним правильно, честно, ты за них, они за тебя, вместе бизнес идёт в гору. С такими людьми хорошо работать, понимаешь? — ловлю себя на активной жестикуляции.
Непривычно для меня. Что-то это значит, в психологии? Надо у Кристины спросить, что это значит.
Хотя, я и без того знаю, что.
Нервы ни к черту, вот и все.
Мы выходим на лестничную площадку, Платон открывает дверь и пропускает меня в прихожую.
Первым делом смотрю, нет ли каких-то предметов, по которым я мог бы определить Морковку. Но даже запахов, похожих на её духи, не чувствуется.
“Я мог ошибиться, я мог ошибиться…” — с пульсом бьется в моей голове.
Надо не сходить с ума.
Кристина выходит из ванной с полотенцем на голове, без грамма косметики и в коротком, сексуальном халатике.
— Игорь, — растерянно улыбается она.
— Соскучился, — киваю я, жадно изучая ее от аккуратных голых пальчиков на ногах до тюрбана на голове.
Кристина так смотрит, доверчиво-радостно, а Платон за спиной возится, спокойно раздеваясь. И так это не похоже на нарисованную уже в голове картинку людей, способных к мошенничеству, к обману, что мне становится тошно от себя самого. От своих подозрений, от игрищ этих.
Настольно тошно и неприятно, что решаю больше не выдумывать ничего. Всему есть объяснение. Всему.
И проще всего разрубить этот узел, а не пытаться его распутать, отравляя жизнь себе и окружающим. Я и без того накосячил. Ведь, если Кристина — не Морковка, а я все больше и больше в этом убеждаюсь, то я, получается, ей изменил… И пусть клятв верности не давал и с нее не брал, но все равно это отвратительно.
Я поворачиваюсь к Платону и спрашиваю сразу, словно в омут с головой погружаюсь:
— Платон, у меня к тебе вопрос. Дело в том, что мне кто-то пишет на телефон.
— Так, — по-деловому хмурится парень.
— И пишет с твоего номера телефона.
— Мой телефон здесь, — он показывает мне свой гаджет, очень потрепанный, с неоднократно битым экраном.
Прямо ветеран военных действий…
— 27–18 последние цифры.
Пристально смотрю на парня, затем на Кристину. Она непонимающе хлопает ресницами.
— А! Этот номер, я всё забываю его закрыть, — вспоминает Платон. — Симку потерял.
— А где ты мог её потерять, дома?
— Да где угодно мог потерять, она лежала в джинсах.
— Эту симку, скорее всего, нашли на моей работе, у нас в офисе. — Говорю я, снова глядя на Кристину. — Человек явно знает, кому пишет, знает мой рабочий номер…
— Чёрт, — выдыхает Платон, — это тогда, Крис, помнишь, я ключи приносил. Возможно, там я выронил…
— Когда это ты приходил?
— Игорь Игоревич… — нормально так меня по имени отчеству… И в глазах столько мольбы, словно мы с ней не любовники, а снова начальник и подчиненная!
— Он не прошёл через пункт охраны, — она принимается в волнении заламывать пальцы, — понимаешь… Понимаете… Нахулиганил… И забрался через окно ко мне в кабинет, там сидела Эммануэль в тот момент.
— Ага, эта мелкая! — смеется Платон, вообще не поддерживая трагичность в голосе сестры, — точно-точно, прикольная. Она меня проводила потом…
— То есть, ты хочешь мне сказать, что в Эмануэль Эдуардовна подобрала симку и, будучи сейчас замужем за акционером нашей фирмы и беременной, продолжает мне писать письма? Кристина, я скорее поверю, что это ты мне пишешь. Ты мне пишешь?
Ну вот… Сказал.
Давай, Крис, хоть что-то позволь понять!
Кристина поднимает на меня взгляд, и я понимаю только одно в этот момент: что ни хрена не понимаю в людях. По крайней мере, в ней точно.
Вот что в её взгляде сейчас?!
Обида?!
Почему, блять?
— А что происходит? — интересуется Платон.
— Зачем, Кристина, с какой целью? — тихо спрашиваю я.
Наугад, стреляя в молоко. Просто потому, что это надо как-то завершать…
Она молчит, сжимает нервно и болезненно пальцы на вороте халатика, становясь такой остро-беззащитной, что меня накрывает понимание: не она. Не она это! Ошибся я!
Или она…
А, чем чёрт не шутит!
— Кристина, — смотрю на нее тяжело, серьезно, —