— Что тогда?
— Кажется, ты торопился домой.
— Что за черт? Это ты упрашивала меня остаться.
— Да, но…
— Максин, выкладывай, в чем дело. Немедленно. Ты хочешь, чтобы я ушел?
Максин поняла, что поставила себя в затруднительное положение.
— Сначала ты говоришь, чтобы я остался… Не просто задержался, а остался. А теперь, кажется, хочешь от меня отделаться? Может быть, ты даже ждешь кого-то еще?
— Что ты! Нет, конечно! — возмутилась Максин.
И осознала, что сама не понимает собственных чувств.
Если Джералд оскорбится, если ее поведение сейчас обидит или заденет его, путь к примирению будет трудным. Но уйдет ли он сейчас так просто? Она уговорила его остаться. Неизвестно, что он подумал. На что рассчитывал… Он ведь наверняка рассчитывал на что-то? Но он ожидает явно не повтора чаепития и спокойную светскую беседу. Ах да, и ведь Нэнси, кажется, на чем-то их прервала. Ну и как после всего этого Джералд должен был расценивать приглашение остаться?
Пока Максин лихорадочно гоняла туда-сюда сумбурные мысли, Джералду надоело ждать.
Он выключил плиту, на которой неторопливо закипал чайник. Потом сгреб Максин в охапку.
— Думаю, тебе все-таки придется сказать мне, где здесь спальня…
— А если я не скажу?
— Скажешь. По крайней мере, под пытками…
— Помогите!
— С удовольствием. Только скажи, как именно.
Максин таяла от тепла рук Джералда и уже не могла ничему сопротивляться.
Она предполагала, что сближение рано или поздно произойдет. Но не была готова к тому, что это случится так скоро.
Хотя… Кто, собственно, определяет это самое «скоро»? Когда сдаваться прилично, а когда рано? Разум говорил Максин о том, что неплохо было бы еще подождать… продлить период простых встреч и ухаживаний…
Но ведь Джералд был рядом с ней — был прямо сейчас. Сейчас можно было раствориться в его нежности, отдаться чувствам, забыть обо всем… хотя бы на время.
Ведь Максин никому ни в чем не должна отчитываться.
— Тебе нужна именно спальня?
— У тебя есть другие предложения?
— Мне все равно…
— Ну что-то подсказывает мне, что на кухонном столе будет жестко.
— Но сладко…
— Это только потому, что там — торт.
— Тогда выбирай другое место на свое усмотрение, — предложила Максин.
Джералд направился прямиком в спальню, руководствуясь каким-то необъяснимым чутьем.
— Здесь?
— Да.
— Говорят, что, если хочешь как следует узнать девушку, нужно побывать в ее спальне…
— Надо же!
— Но лучше я займусь осмотром потом.
— Осторожно… не сверни лампу с тумбочки.
— Черт, как развязывается эта твоя штука? Такое ощущение, что это не халат, а вторая кожа…
— Второй мех, — поправила Максин.
И больше уже не могла ничего говорить.
Руки Джералда, казалось, были повсюду.
Максин с радостью ощущала их на своем теле. Теперь ей казалось, будто она хотела этой близости с самого первого дня их знакомства. Он заворожил ее своей властностью, своей уверенностью, своей предупредительностью…
И еще он был романтиком.
Только так Максин могла объяснить то, что Джералд не торопится. Да, он был настойчивым… Но действовал не спеша, словно боялся сделать ей больно, причинить вред.
Максин давно уже сгорала от желания. Она впивалась поцелуями в его губы, изгибалась, даже не осознавая, что делает. Джералд гладил ее роскошные темные волосы, которые ярко выделялись на белоснежных простынях. Он держал ее в объятиях, словно хрупкую куклу, словно цветок, и Максин, не выдержав этой изнуряющей пытки, попросила его сама:
— Я не могу больше ждать… Я хочу тебя. Давай… Хочу почувствовать все до конца…
Максин проснулась от раздражающе горячего солнечного света. Свет устремлялся в комнату через окно, на котором накануне никто не удосужился задернуть шторы. Максин смешно сморщила нос и от души чихнула.
Потом она потянулась. Обнаружила, что едва прикрыта простыней. Она лежала по диагонали в своей большой кровати. Интересно…
Она ведь заснула не одна.
Максин даже не могла точно вспомнить, в какой именно момент она отключилась. Вся ночь казалась ей одной сплошной близостью.
Близостью с мужчиной.
Она не могла точно сказать, сколько раз они с Джералдом занимались любовью. Процесс не мог быть непрерывным, но кто знает, где заканчивались одни ласки и начиналась следующая любовная игра… И моменты, когда они отдыхали на подушках, держа друг друга в объятиях, прикасаясь к волосам, проводя по телу руками, тоже были моментами выражения любви.
Но где Джералд?
В коридоре послышались шаги, и на пороге показался тот, о ком думала Максин.
— Доброе утро!
— Доброе утро… Как ты узнал, что я проснулась? Я уже успела испугаться…
— Чего?
— Что ты ушел.
— Как я мог уйти, не попрощавшись с тобой?
— А как ты узнал, что я проснулась? — засмеялась Максин.
— Я услышал, как кто-то чихает. Будто он слишком долго спал среди подушек, и перья забились ему в нос.
— Скажешь тоже… в нос… А сколько времени?
— Восемь часов утра.
— Довольно рано. Впрочем, нет, поздно. Тебе разве не нужно идти на работу?
— Я решил, что сперва стоит накормить тебя завтраком.
— Завтраком? — Максин радостно подпрыгнула на кровати. — Скорее неси его сюда! Я ужасно хочу есть! И как только я не чувствовала этого раньше?
Джералд подмигнул:
— Нет уж!
— Нет?.. — Максин в растерянности посмотрела на него.
— Нет. Давай-ка поднимайся. Отправляйся умываться. Потом одевайся и приходи на кухню. Завтрак ждет тебя там. Или не одевайся, мне будет даже приятнее…
— Но я хочу кофе в постель! — импульсивно воскликнула Максин.
— Поверь, на кухне будет лучше. Там слишком много всего. И у тебя нет специального столика, чтобы есть в кровати. Так что прекращай капризничать. Умывайся, пока еда не остыла.
Максин пришлось повиноваться. Она наскоро ополоснулась под душем, собрав волосы заколкой. Вычистив зубы, выбрала самую откровенную сорочку, и на кухне появилась, облаченная в тонкий шелк. Этот розовый шелк был почти прозрачным. Даже если он хотел бы, у него не получилось бы что-то скрыть… ни одной прелести Максин.
Но Джералд крепко держал в руках турку с дымящимся кофе.
— Ведь есть же кофемашина! — сообщила Максин. — Мог бы сварить в ней, мог бы не мучиться.
— К твоему сведению, я не мучился — нисколько! Хороший кофе тоже нужно уметь сварить. Не передержать, добавить пряностей, которые оттенят его вкус. И не вздумай доливать кофе молоком — я этого не переживу.
