— Почему?
— Ты многому научила меня, Грейс. Я начал понимать, на кого я на самом деле могу положиться, а на кого нет. — Его улыбка была мягкой и в то же время хищной, словно у тигра, подстерегающего жертву в засаде. — А еще я понял, что попросту убегаю от своего прошлого вместо того, чтобы повернуться к нему лицом. Вот ты — ты не боишься говорить о своих страхах, ты стремишься их преодолеть. Я решил, что больше не хочу, чтобы мое прошлое вмешивалось в мое настоящее. Вот видишь, как ты много изменила во мне?
— Я ничего не делала. Ты понял все это, потому что хотел понять, хотел увидеть правду. И все.
Грейс добавила еще немного сахара в свою чашку и принялась его размешивать — просто потому, что спокойно сидеть под пристальным взглядом Марко, хоть и скрытым очками, было невозможно. Однако ей было радостно оттого, что он сам завел этот откровенный разговор.
— Любая другая женщина на твоем месте преисполнилась бы гордости оттого, что открыла мне глаза на истину. Но ты не ищешь благодарности даже за то, что без тебя никогда бы не произошло. Мне в руки попала настоящая драгоценность, и я просто обязан сделать все, что от меня зависит, чтобы она всегда оставалась рядом со мной.
От этих слов у Грейс в буквальном смысле закружилась голова. Она была почти готова признаться ему в своих чувствах… но сначала нужно было сказать о срочном отъезде.
— Марко…
— Что такое, Грейс?
— Я бы хотела сказать это как-то мягче, но я не знаю как. Я возвращаюсь в Африку, в приют.
— Когда? — Марко снял очки, и Грейс заметила, как потемнели его глаза. — Только не говори, что твой отпуск окончен.
Язык отказывался повиноваться Грейс, но она должна была это сказать.
— К сожалению, это так. Я улетаю сегодня. Двое волонтеров из приюта подцепили лихорадку, и теперь там очень не хватает рук. Кроме меня, никто не может туда отправиться. Все остальные волонтеры уже работают в других местах. К тому же я уже там бывала и все знаю, дети ко мне привыкли. Им очень нужен кто-то, кто не просто будет работать, но и поддержит моральный дух, понимаешь? Уверенность, что все будет хорошо…
Его лицо ожесточилось, и Грейс прикусила губу. Казалось, даже небо вдруг потемнело и солнце стало менее ярким.
— Не думай, пожалуйста, что я не хочу остаться с тобой, Марко. Но у меня нет выбора — я не могу спокойно сидеть здесь, когда у них там столько работы.
Марко молча встал и подошел к краю балкона, глядя на зеленые лужайки и видневшуюся вдалеке гостиницу — ту самую, где они впервые встретились. Грейс тоже встала и нерешительно подошла к нему. Его спина была напряженной — расслабленная и доверительная атмосфера рассеялась без следа. Марко обернулся и посмотрел на нее — при взгляде в его посуровевшее лицо Грейс похолодела.
— Как ты думаешь, что я должен сейчас делать? Прыгать от радости? Ты приехала отдыхать от работы в Африке, а теперь собираешься рискнуть своим собственным здоровьем, направляясь прямиком туда, где бушует лихорадка. Ты сама говорила, что совершенно вымоталась, а ведь с тех пор прошла всего пара недель. Я не хочу, чтобы ты заболела и умерла, как Азизи. Поэтому я против того, чтобы ты ехала.
Грейс вспыхнула и гордо вскинула голову:
— Еще неизвестно, может, волонтеры заболели другой болезнью. Анализы в больнице пока не готовы. Но как ты не понимаешь, что именно сейчас детям нужна вся возможная помощь и поддержка? Я уже отдохнула, к тому же я здорова и сильна. Со мной все будет в порядке, правда! — произнесла Грейс, чувствуя на глазах слезы. Слова Марко означали, что он даже не рассматривает возможность поехать вместе с ней и вообще полагает ее действия несусветной глупостью.
— Я против того, чтобы ты ехала, — повторил Марко, в задумчивости потирая подбородок. — Но в этом вся ты. Всегда бросаешься грудью на амбразуры. Конечно, преданность какому-либо делу вызывает уважение, но быть преданным — это одно, а рисковать здоровьем или даже жизнью просто-напросто глупо!
— Прости, Марко. Но именно это я и собираюсь сделать. Постарайся не слишком сильно на меня за это сердиться.
— Я не могу на тебя сердиться. Но видит Бог, все бы отдал, чтобы ты передумала.
Грейс слегка лукавила, когда говорила, что все будет хорошо, но знала — она поедет, несмотря ни на что. Она привыкла всегда помогать тем, кому нужна помощь, и в любом случае не смогла бы спокойно наслаждаться прелестями Алгарве, зная, что оставшиеся в Африке волонтеры сбиваются с ног.
Марко посмотрел на нее так, словно хотел сказать что-то еще, но передумал. Он открыл дверь и вернулся в дом. Грейс осознала, что он уходит, и неизвестно, увидятся ли они еще когда-нибудь. По ее щеке сбежала слеза. Она не могла представить, что их отношения примут такой оборот. Она бросилась за ним:
— Марко! Ну не сердись на меня! Честное слово, все будет в порядке. Подожди хоть минуту!
Грейс подбежала к столу и схватила блокнот, в котором делала пометки, планируя вчера вечером свой отъезд. Она нацарапала на листе бумаги свой мобильный телефон и адрес, а потом, на всякий случай, — еще и телефон и адрес родителей. Вырвав страницу, она протянула ее Марко:
— Вот, возьми. На случай, если когда-нибудь захочешь со мной связаться.
Он медленно кивнул, взял листок и положил его в задний карман:
— Рейс уже забронирован?
— Да, сотрудники фонда все сделали вчера ночью. Скоро приедет такси и отвезет меня в аэропорт.
— У тебя достаточно денег?
— Да, конечно.
— Ну, тогда я больше ничего не могу для тебя сделать. Береги себя. И пожалуйста, не рискуй понапрасну.
В его голосе было что-то такое, от чего у Грейс побежали по коже мурашки. Марко наклонился к ней и страстно поцеловал в губы — так, что у нее перехватило дыхание. И не успела она опомниться, как он резко развернулся и пошел прочь. Входная дверь закрылась за ним с громким стуком.
Проливной дождь глухо стучал по бетонным дорожкам и по крыше машины. После изнуряющей жары на Алгарве здешняя погода могла бы показаться даже приятной, но Марко был слишком занят собственными мыслями, чтобы вообще обращать на это внимание. Он смотрел в окно, но не замечал проносившихся перед ним кварталов, в которых раньше у него никогда не было повода бывать. Он думал о том, что скоро снова увидит Грейс, и эта мысль заставляла его колени дрожать, а сердце яростно биться.
С момента их расставания прошло всего полтора месяца, но Марко вряд ли смог бы вспомнить, что делал все это время. Работа больше не занимала его, он сделался злым и раздражительным и резко реагировал на любые, даже самые мелкие, неудачи, чего раньше за ним не водилось. Он несколько раз звонил Грейс по тому номеру, который она оставила, но он постоянно был недоступен. Тогда он попытался позвонить в фонд — его номер выяснила для Марко Мартина, его секретарша, в день первой встречи с Грейс. Но менеджер, ответивший на звонок, отказался предоставить какую-либо информацию о Грейс — где она сейчас и когда вернется, мотивируя это тем, что Марко не член ее семьи.
