Вечером он ужинал с другом, который прилетел из Нью-Йорка, но и в его компании Ксандрос не мог расслабиться. Все гадал, спросит ли его Ребекка, где он был весь день и вечер, но, к его удивлению, а потом и к ярости, она этого не сделала.
Он поднялся наверх в детскую и обнаружил Ребекку там. Она мило болтала с одной из нянь и широко улыбнулась ему, когда он вошел. Его лицо было темнее тучи, он немного расслабился только тогда, когда взял на руки Андреаса.
Но когда он встретился со взглядом ее голубых глаз, то вдруг понял, что не сможет отступиться от нее. Страх сковал его сердце. Да-да! Страх. Давно забытое и похороненное в прошлом чувство.
Следующие две ночи он спал едва ли по полчаса — каждый раз вскакивал с кровати и шел к Ребекке. И каждый раз замирал у ее двери, не в силах взяться за ручку. Он понимал, что это будет неправильно — прийти к ней вот так под покровом ночи. И соблазнить ее, когда ее тело такое теплое и податливое во сне.
На третий день он работал в своем кабинете и ждал наиболее подходящего момента. Благодаря своей профессии он умел это делать. Две няни, которых он нанял в помощь Ребекке, утром забрали обоих детей на прогулку.
Ксандрос стоял у окна и провожал их задумчивым взглядом, а потом пошел искать Ребекку. В горле у него встал ком, а пульс участился, когда он зашел к ней в комнату. Она наклеивала фотографии в детский альбом, но отложила его, когда он появился.
— П-привет, Ксандрос, — запинаясь, сказала она. Выражение его лица было настолько мрачным, что у нее бешено забилось сердце. Вот сейчас случится то, чего она больше всего боялась. Он скажет, что больше так жить не может. Что найдет женщину, которая с радостью пустит его в свои объятия, если только он уже никого не нашел. Ее сердце готово было выпрыгнуть из груди. — Я тебе нужна?
Молчание.
— Я так больше не могу!
У нее помутился взгляд, а пальцы вцепились в край стола.
— Не можешь? — она понимающе кивнула. — Конечно, не можешь.
— Ни один здоровый мужчина долго так не выдержит, — сказал Ксандрос и скользнул взглядом по ее стройному телу в скромном белом платье. Интересно, что у нее под ним...— И поэтому я предлагаю тебе свободу.
Этого она боялась больше всего.
— Свободу, — с болью в голосе повторила она.
Ксандрос кивнул.
— Я перепишу дом на тебя. Или куплю тебе другой, если ты захочешь. Также я буду пожизненно содержать тебя, чтобы ты могла вырастить мальчиков, не думая о деньгах, — он усмехнулся. — Это, конечно, будет щедрое содержание.
— Несомненно, — пробормотала Ребекка. — А что ты хочешь взамен за такую щедрость?
Его темные глаза сузились.
— Я хочу совместную опеку над близнецами и обоюдное согласие на то, что они станут жить по очереди то в Англии, то в Америке. Пока они будут со мной, тебе, конечно, будет предоставлена полная свобода для новых отношений.
Беспокойство внутри нее только возрастало.
— Это щедрое предложение подразумевает какие-то условия, Ксандрос?
— Конечно, да, — он поджал губы. — Ты не можешь привести в дом моих детей мужчину. Ни временно, ни на постоянное проживание. Если не послушаешься, я подам в суд на полную опеку над детьми.
— Я поняла, — выдохнула Ребекка. — Значит, ты этого хочешь, да?
Он разглядывал ее. Она говорит с ним совсем без эмоций! Абсолютно равнодушно! Разве это та самая женщина, которая столько раз кричала от удовольствия в его объятиях? Та, что носила под сердцем их детей? Ксандрос вдруг понял, что хочет, нет, просто нуждается в том, чтобы показать ей, что он на самом деле чувствует. Сможет ли? Осмелится ли?
Когда его мать бросила их ради другого мужчины, даже дети на острове шептались об этом скандале. Но ни он, ни Кайрос никогда не признавались даже друг другу, что сплетни ранили их так же, как предательство матери. Уязвленная гордость только добавила холодности в их отношения. Именно поэтому оба замкнулись в себе. Он только сейчас это понял. Они прятали свои чувства от окружающего мира, друг от друга и в итоге убедили себя в том, что все забыто.
И сейчас он ясно понял, что может потерять все в попытке защитить себя от боли. Жизнь сама по себе причиняет боль. Боль — оборотная сторона удовольствия, одно без другого не бывает. А это значит, что он должен рискнуть снова причинить себе боль.
— Конечно, это не то, чего я хочу! — воскликнул он. — Я хочу тебя, Ребекка, тебя как полноценного партнера в моей жизни.
Она молча смотрела на него.
— А с чего бы тебе хотеть этого? — спросила она с сомнением в голосе, видя, как на его лице отразилась боль. — Секса очень не хватает?
— Не только секса! Я могу иметь его, когда пожелаю! — прорычал он. — Я люблю тебя, как ты не понимаешь! Я понял, что полюбил тебя, — уже спокойней закончил он, глядя ей в глаза. — Итак, ты хочешь быть свободной, Ребекка? Помни, что у тебя всегда есть другой вариант.
Она смотрела на него и боялась дышать, чтобы волшебство от его слов о любви случайно не развеялось.
— Какой вариант? — еле слышно прошептала она.
Ксандрос весь подобрался.
— Обладание моим сердцем. Ты единственная смогла подобрать к нему ключик, и отныне оно принадлежит тебе, — мягко сказал он. — Если, конечно, ты этого хочешь.
Слезы навернулись ей на глаза, но она заставила себя сдержать их. Просто кивнула.
— Конечно, я хочу! Но ты не сможешь, Ксандрос, — всхлипнула она, — не сможешь.
— Не смогу — что? Принадлежать тебе? — он подошел к ней и поднял ее с дивана на ноги. — Я сказал правду, каждое мое слово — правда. Я был глупцом, не понимая этого раньше. Я хочу, чтобы ты всегда была рядом, любовь моя. Моя смелая, милая Ребекка, моя единственная любовь, — он смотрел в ее глаза и видел, как блестят в них слезы. — Не плачь, милая. Не плачь, твой Ксандрос не позволит тебе больше плакать.
Ребекка не хотела и не могла не плакать, потому что это были слезы радости и облегчения, а не горести.
Ксандрос вытер ее слезы большим пальцем, как уже делал однажды, когда их сын пошел на поправку, и приподнял ее лицо. Она вся тряслась, смотря на него. Он только что отдал ей свое сердце, а сам уже давно был в ее душе и сердце. И никакая сила не заставит ее разлюбить его.
Он крепко прижал ее к себе, и она отчетливо поняла, что никогда не будет в нем сомневаться. Потому что этот человек никогда не давал ей лживых обещаний, никогда не говорил незначащих слов, у него не было на то причины.
— Ты меня сейчас поцелуешь? — выдохнула она.
— Поцелую ли я? — Он посмотрел на нее глазами, полными любви и радости. — Только попробуй остановить меня, дорогая.
