«Напялил бы этот ужас»? Он будет в костюме?
Идти или нет?
Нет.
Да.
Что ей терять? Сердце она уже потеряла.
Обри поглядела на часы. У нее есть три часа, чтобы найти костюм. Совершенно невыполнимая задача в Хэллоуин.
— Вы себя нормально чувствуете в этом? — спросила Пэм, официантка, ставя бокал на стол перед Лайамом.
Лайам подвигал плечами. Металлический скрежет, сопровождавший каждое его движение, действовал ему на нервы. И как он сможет пить в этом шлеме?
— Может, дать вам трубочку?
— Да уж, не помешает. Который час? — Ему не удалось нацепить часы на свой костюм.
— Почти девять. Думаете, она придет?
Лайам был почти уверен, что нет, но не сдавался. Он пожал плечами, костюм заскрежетал.
— Посмотрим.
Пэм погладила его по плечу. Костюм зазвенел.
— Дай мне знак, когда будешь готов.
Вокруг него народ увлеченно праздновал Хэллоуин. Он занял столик, за которым они сидели с Обри в их первую встречу. Когда он пришел, столик был занят, и ему пришлось поставить пиво целой компании парней, чтобы они нашли себе другое место.
Дверь паба открылась. Его сердце останавливалось всякий раз, когда она открывалась, — приблизительно сорок остановок за последний час. Но это опять была не Обри, а какая-то проститутка в дешевом белом парике и красной полумаске. Микроскопический ярко-красный топ тесно обтягивал мальчишеский торс, алая мини-юбка оставляла открытым пупок, в котором сверкало колечко, и у нее были самые высокие каблуки, на которых в принципе способен ходить человек.
Несколько парней достали бумажники и размахивали купюрами, выкрикивая малопристойные предложения. Шея девушки и та часть лица, которая была видна из-под маски, стали почти такими же красными, как ее костюм. Что-то в ней показалось Лайаму знакомым. Стакан с глухим стуком упал на стол. Обри.
Выйти из-за стола оказалось так же нелегко, как сесть за него. Он просто поднялся, когда она оказалась рядом. Взгляд фиалковых глаз в прорезях алой полумаски заискрился смехом.
— Рыцарь в сверкающих доспехах. Тебе идет, Лайам.
Лайам улыбнулся, но вовремя понял, что ей не видно его лица. Он снял шлем и поставил его на стол.
— А ты — проститутка?
— Не могла найти ничего другого. Я уже собиралась прийти без костюма, потому что это…
— Это самая сексуальная вещь, какую я когда-либо видел. — Он поднял руку, чтобы дотронуться до ее щеки, но вовремя остановился. Вряд ли Обри понравится, если он будет скрести по ее щеке металлической перчаткой.
— Я не напялила бы этот ужас ради кого-то другого, — повторила Обри слова его приглашения.
— Рад это слышать. — Он готов был смотреть на нее всю ночь. — Хорошо, что ты пришла.
Она села за столик и пристально посмотрела ему в лицо.
— Я не собиралась приходить. Зачем ты меня позвал?
Он с трудом снял тяжелую перчатку и взял ее за руку.
— Потому что я хотел извиниться. За то, что не верил тебе. За то, что обидел тебя. За то, что позволил нашей работе встать между нами. Этого больше не повторится.
— У тебя были серьезные причины.
— У меня были серьезные причины не доверять твоему отцу, но не тебе. Ты знаешь, у меня все вверх дном на работе, мать была больна, братья передрались между собой. И это все, из чего состояла моя жизнь, пока я не встретил тебя. Теперь я чувствую, что не просто переползаю изо дня в день, как робот, выполняя все, что от меня ждут. Я живу. — Он нашел глазами Пэм и ударил себя в стальную грудь — это был условный сигнал. Потом он осторожно снял маску Обри и положил ее на стол рядом со своим шлемом. — Когда мы были в Напа, ты сказала, что мне стоит уволиться из ИХЭ и заняться тем, что я действительно люблю, — открыть винодельню. Я отказался, потому что у меня не хватало смелости рискнуть. Но ты была права. Кто не рискует, тот не выигрывает.
Подошла Пэм, поставила в центр стола маленький поднос и тут же удалилась. На подносе лежала маленькая бархатная коробочка от Тиффани. Лайам открыл ее, и Обри увидела кольцо с бриллиантом, сверкавшим между двумя аметистами, ограненными в форме сердец.
— Бриллиант, потому что ты самое ценное, что у меня есть, а моя любовь так же тверда, как этот камень. А аметисты напоминают своим цветом твои глаза.
Он извлек кольцо из коробки и протянул ей руку.
— Я хочу провести с тобой всю жизнь. Будь моей женой. Пожалуйста.
— И ты простишь моему отцу то, что он сделал?
— Мне не нравятся его методы, но он любит тебя, а значит, мы с ним заодно.
— Он не любит меня, — горько улыбнулась Обри.
— Он был сегодня у меня. Он очень раскаивается и хочет просить у тебя прощения. Дай ему шанс. Ведь семья — это навсегда, ты сама мне об этом говорила. И мне нравятся счастливые финалы.
— А что же с твоей работой? Ты будешь скучать по холдингу.
— Нет, не буду. Я хотел бы остаться в ИХЭ до конца года, но намерен уже сейчас подыскать для себя местечко в Напа.
Она улыбнулась.
— У меня уже есть неплохое местечко для тебя. Хилл-Крест-Хаус теперь мой. Там прекрасные виноградники и достаточно места, чтобы построить твою винодельню.
Сердце Лайама заколотилось.
— То есть ты согласна?
Обри погладила его по лицу.
— Я люблю тебя, Лайам Эллиот, и больше всего в жизни хочу выйти за тебя замуж.
Он поймал ее руку и надел сверкающее кольцо ей на палец.
— Я люблю тебя, Обри Холт, и клянусь тебе, ты никогда не пожалеешь о том, что согласилась.
