— Ладно, звони. Только сначала помоги мне разобраться с покупками. Потом можешь идти звонить ей и сразу — слышишь: сразу — немедленно убираться. Идет?
— Идет! — Флэннери просияла и принялась перекладывать в холодильник овощи.
— Не раздави помидоры — они дорогие! — инструктировала Кэйт, перекладывая «китекэт». Она завидовала дочери — ее бесстрашию перед досужими сплетнями. Однажды она тоже позволила себе быть открытой и доверилась одному мужчине. Но это было давно.
— Бабушка Эллен вовсе не жадная, — неожиданно сказала Флэннери, будто прочитав ее мысли. — Она просто несчастная и всего боится. Она боится, что ее сын женится, а она станет старой и никому не нужной. Вот почему она так нервничает, когда видит тебя.
— Как ты догадалась, мисс Знаток Человеческих Душ? — спросила Кэйт, на самом деле пораженная проницательностью дочери.
— Это у нее в глазах. Каждый может заметить. — Флэннери потрясла коробкой попкорна. — А что ты собираешься надеть на бал?
— Надеть? — Кэйт уронила банку колы. Флэннери нагнулась за ней, а Кэйт осталась стоять, пригвожденная к месту совсем простой мыслью. До сей минуты ей и в голову не приходило, что ей просто нечего надеть на официальный прием.
— Спорим, ты хочешь быть одетой лучше всех! — прокричала Флэннери из-под стола. — Спорим, папа Эллен только посмотрит на тебя и тут же сделает тебе предложение!
Кэйт не сдержала стон.
— Дорогуша, это не одна из твоих сказок, к сожалению. В реальной жизни таких вещей не случается.
— А тебе что, не хочется, чтобы это случилось? Тебе не хочется выйти замуж за красивого мужчину, который тебя любит? — Флэннери вылезла из-под стола с банкой в руках и с улыбкой удачливого ловца жемчуга. — Не хочется? А?
— Вы чересчур настойчивы, юная леди! — Кэйт забрала у нее банку и тут же принялась яростно перекладывать в буфет приправы. — Я знаю, Флэннери, тебе это небезразлично. Но нельзя предаваться бесплодным мечтам. Иначе в конце концов будешь разочарована.
— Может быть. — Улыбка продолжала играть на губах дочери, как будто девочка была посвящена в какую-то тайну. — Мы переложили все. Я иду звонить?
— Иди. Скажи, мы можем заехать за ней, а потом отвезем домой. Просто чтобы ее отец не волновался… И бабушка тоже.
Кэйт закрыла холодильник, пошла в гостиную и бессильно опустилась на диван. Из-под подушек появилась Митабель и, мурлыча, прыгнула ей на колени.
Нечего надеть…
Кэйт гладила кошку по шелковой шерстке, но мысли были далеко. Нечего надеть… А так хочется быть одетой шикарно — и ради Джеффа, и ради себя самой. Но в ее гардеробе нет ничего подходящего. Даже близко…
В шоп-центре, где она давала представление в прошлый раз, был и бутик. Там она видела одно платье — простое, но элегантное, из бирюзового шифона. Она, честно говоря, любовалась им, пусть из-за витрины.
Но зачем попусту распалять себя? Платье стоило почти четыреста долларов, а она истратила последние деньги на сегодняшние покупки. На ее кредитной карточке одни нули. По правде говоря, все, что у нее еще осталось, — это пять тысяч сто двадцать долларов, отложенные на учебу Флэннери. Может, взять на время хоть немного оттуда?
Ну нет. Вопрос снят с повестки дня. Она поклялась не трогать ни цента из этих денег, и она не нарушит своей клятвы — даже ради городского бала.
«Все равно, должен быть какой-нибудь выход», — твердила она себе. «Всегда находится выход» — эту аксиому любила повторять ее бабушка. Кэйт была тогда маленькой, но слова врезались в память на всю жизнь. Но где же выход на сей раз? Если бы бабушка была здесь, с нею…
И тут Кэйт вспомнила про «траурное» платье.
Она думать забыла, сколько лет платье висело у нее в шкафу и кому оно когда-то принадлежало. Бабушка надевала его, сколько Кэйт себя помнила, — но только на похороны. «Выразить сочувствие» — так она говорила.
Еще ребенком Кэйт поражалась элегантности платья. Сшитое из черного шелкового бомбазина, оно было отделано по корсажу вышитой бисером каймой. Теперь платье лежало, завернутое в папиросную бумагу, на дне старенького чемодана в мастерской Кэйт. Оно отлично сохранилось.
Проблема была только в том, что бабушка была крупной женщиной. Кэйт подумала, что платье будет выглядеть на ней как плащ-палатка. Но у нее же есть швейная машинка! Перешить наряд будет делом нескольких часов.
Да, кажется, выход нашелся.
Остается лишь уповать на то, что бабушка, упокой Господь ее душу, не обидится.
— Эллен сможет приехать в семь! — Флэннери ворвалась в гостиную, описывая пируэты вокруг кофейного столика. — И нам даже не придется за ней заезжать. Ее подвезет отец. Поможешь мне приготовить шоколадное печенье?
— После того, как увижу твою комнату убранной. — Кэйт встала, сбросив кошку на пол. Ей все равно, что сейчас приедет Джефф, уверяла она себя, отряхивая с джинсов рыжую кошачью шерсть. Возможность увидеть его — еще не повод, чтобы у нее щемило сердце.
Тогда почему же это происходит?
«Я слишком увлеклась Джеффом Пэрришем», — решила она, доставая из кладовки пылесос и втыкая вилку в розетку. В тот день, на пляже, когда всё смеялись и были счастливы, она поддалась чарам. На секунду поверила, что он любит ее. Она почти поверила в то, что они четверо станут одной семьей — она, Джефф и их дочери.
Теперь пора прийти в себя и посмотреть в лицо реальности. Как бы он ни был нежен с ней, ему надо понять, что он ей не пара. Даже если он на время забыл про это, его мать уж точно помнит.
А его мать — не последняя проблема, стоящая перед ними.
Джефф богач и сноб, а она ненавидит снобизм. Его жизнь расписана заранее, а она ничто так не ценит, как свободу импровизации. В Мисти-Пойнт он гость — она здесь живет постоянно.
Потом — проблема со сказками. И не только с ними. Далеко не только.
Любой из проблем хватило бы, чтобы обречь их роман на неудачу. Если у Кэйт есть хоть капля здравого смысла, она теперь же, немедленно прекратит его сама — не дожидаясь неизбежного грустного финала. Как бы Кэйт ни относилась к Джеффу, она не может больше притворяться, что все идет замечательно. Слишком дорого обойдется ей их неизбежный разрыв.
Кэйт включила пылесос и принялась чистить ковер. На душе у нее становилось все мрачнее.
И как ей пришло в голову, что, если она переделает в вечерний туалет платье, сто лет как вышедшее из моды, ей удастся мило улыбаться с беззаботными, шикарно одетыми дачниками и делать вид, будто она принадлежит их миру? Да она сейчас грезит, как Русалочка, пожелавшая иметь ноги, чтобы танцевать с Принцем, забыв о том, кто она, и о том, что мир Принца никогда не станет ее миром.
