Тем же вечером Грэхем остановил «лексус» перед домом Жаклин Биллингам и, торопливо подойдя к двери, позвонил в звонок. Собираясь в ресторан, он надел темный пиджак и галстук. «Рик», названный так в честь ресторана из фильма «Касабланка», был одним из двух логанских ресторанов, куда было принято приходить в вечерних нарядах. Он видел однажды, как метрдотель тайком передал посетителю галстук — это был, кстати сказать, Джонатан Хейл. Дверь открыла Люсиль:
— А, здравствуйте, мистер Грэхем!
Грэхем отметил, что уже успел стать для Люсиль мистером Грэхемом, а не мистером Корбетом. Очевидно, это знак одобрения. Интересно, что сказала бы по этому поводу его мать? Отец умер два года назад, но мать по-прежнему жила в Мемфисе в свое удовольствие. Она собиралась приехать к нему на День благодарения, но он подумывал о том, чтобы еще до праздника самому съездить повидать ее.
Мэри Энн спустилась вниз. Вид у нее был сказочный. Черное платье выше колен с вырезом, заканчивающимся фестоном в виде сердца. И сзади глубокий вырез, открывающий гладкую спину. Грэхем невольно проглотил слюну.
— Спокойной ночи, Люсиль, — попрощалась Мэри Энн. — Я взяла с собой ключ.
— Желаю хорошо развлечься, — ответила Люсиль.
Они вышли на крыльцо, и Мэри Энн захлопнула за собой дверь. Она на ходу надевала черное пальто, и Грэхем помог ей.
— Вы выглядите необыкновенной красавицей, — не преминул отметить он. — Я вам никогда не говорил, что считаю вас красавицей?
— Никогда, — усмехнулась она.
Грэхем открыл дверцу и придерживал ее, пока она усаживалась. «Ноги у нее роскошные», — подумал он, одобрительно глядя, как она пристегивается ремнем безопасности. Он осторожно захлопнул дверцу, и едва сел за руль, как на другой стороне улицы остановился автомобиль с логотипом местного цветочного магазина. Они оба с любопытством взглянули на него. Грэхем намеренно медлил, вставляя ключ в зажигание. Мгновение спустя из машины выбрался рассыльный и заспешил мимо них к двери дома бабушки Мэри Энн. В руках он нес вазу, содержавшую никак не меньше двух десятков пунцовых роз.
— Это для вашей бабушки? — спросил Грэхем.
— Понятия не имею, — ответила Мэри Энн.
— Вы пользуетесь успехом, правда? — усмехнулся он.
Мэри Энн что-то пробормотала, и, судя по всему, флористическое подношение не доставило ей удовольствия. Напротив, ее ощутимо сковала неловкость.
— Это не от меня, — сказал Грэхем.
Она покосилась на него и поняла, что он сгорает от любопытства, желая узнать, кто прислал ей цветы. Ей тоже было интересно, и беспокоила мысль, что цветы эти могут быть от Джонатана.
Но нет. Глупо. Ведь он помолвлен с другой. Он просто не может прислать ей цветы…
— Все в порядке? — спросил ее Грэхем.
— Да.
Он включил фары и отъехал от тротуара, размышляя, не раскаивается ли Мэри Энн, что согласилась на его приглашение. Если эти розы от другого мужчины, она, возможно, жалеет, что не оставила вечер свободным.
И он сбавил скорость.
— Может быть, хотите вернуться и узнать, от кого цветы?
Мэри Энн покосилась на него. И внезапно испугалась. Испугалась оттого, что ей понравилось плавное очертание его подбородка. Видно было, что он побрился перед этим свиданием. И вел себя очень тактично. Она, наконец, сумела выдавить из себя ответ на его вопрос:
— Конечно, нет.
Грэхем так и этак повертел ее ответ в голове и, улыбнувшись, прибавил газу.
— Включим музыку? — кивнул он на радио.
— Можно, — согласилась она. — Вы какую любите?
— Этническую. В последнее время скандинавскую. Вдруг внезапно открыл ее для себя. Вы знаете Джоша?
Да. Студент колледжа, будущий журналист, стажировался летом на радио. Мэри Энн кивнула.
— Он меня с ней познакомил. Люди поют на незнакомом языке о легендарных битвах. А вы?
— Какую люблю музыку? — Она подумала. — Наверное… кантри.
Грэхем непринужденно перешел на другую тему, подходящую для свидания:
— Вы в свободное время чем занимаетесь? Я как-то видел вас на велосипеде.
— Нет, я редко выбираюсь. — Она виновато вспомнила про поход посетительниц Центра помощи женщинам, который променяла на участие в программе Грэхема. А теперь она встречается с мужчиной, которого любит ее кузина. Мало утешало то, что, откажись она от встречи с Грэхемом, он все равно не пригласил бы Камерон. Конечно, Камерон не станет высказывать претензий, но Мэри Энн было тяжело даже невольно огорчать кузину.
Грэхем отвлек ее от раздумий, попросив рассказать о ее семье. Для этого пришлось сосредоточиться.
— Ну, чем занимается мой отец, вам известно, — проговорила Мэри Энн торопливо. — Мама — секретарь в церкви. Вообще она специалист по французской литературе. Мой брат, Кевин, старше меня на два года. Он химик, работает в фармацевтической фирме.
— Какой контраст между занятиями ваших родителей.
— Да. — У нее засосало под ложечкой. — А отец до того, как стал актером, работал на шахте. Начал играть в массовке, одно повлекло за собой другое. Они поженились здесь.
— Они женаты до сих пор?
Мэри Энн молча кивнула. Грэхему Корбету ни к чему знать подробности. Ему многое ни к чему знать, потому что, как говорит мама, «это никого не касается».
— Я, кажется, говорила, что мой отец алкоголик, — проговорила она.
— Он вылечился?
Она неопределенно взмахнула рукой, думая о том, что многого все равно не объяснишь, тем более что даже внутри семьи это не обсуждалось. Она посмотрела на его профиль:
— А кто ваши родители?
— Отец умер несколько лет назад. А мать — писательница.
— В самом деле?
— Эвелин Корбет. Пишет любовные романы из жизни Юга. Все ее герои плохо себя ведут — хотя, надо признать, правдоподобно. На мой взгляд, она талантливый автор.
Мэри Энн глубоко вздохнула, пытаясь представить себе, каково жить в семье, где признаются реалии двадцать первого века. «Словно вырываешься из тесной клетки…»
Но она, тем не менее, предпочла уехать в Логан и поселиться у бабушки, которая жила совсем в другой реальности. Проявив недюжинную проницательность, Грэхем спросил, о чем она задумалась. Мэри Энн с усмешкой рассказала ему и подвела итог:
— Все Биллингамы — утонченные натуры.
— А как ваши мать и бабушка относятся к алкоголизму вашего отца? — спросил Грэхем.
— Мама просто хочет, чтобы он бросил пить. А бабушка вообще не говорит об этом.
Грэхем понимающе улыбнулся:
— Вы договорились ограждать бабушку от грубой прозы жизни?
— Ну, ведь разговорами тут не поможешь.
— Наверное, но поговорить о таких вещах все равно бывает полезно.
