Джесс рухнула на диван, с ужасом осознавая, как близка она была к тому, чтобы сорваться. Она не пыталась обуздать свой гнев, только он ее и поддерживал, однако она уже не была уверена, насколько глубок источник этого гнева. Она обнаружила, что ее мысли постоянно возвращаются к опасным воспоминаниям, которых ей следовало избегать любой ценой. Джесс почувствовала, как что-то внутри нее сжалось от отчаяния. Надо же, Луиджи не подумал в чем-нибудь усомниться, когда предъявлял свои ужасные обвинения!
Подумать только, ведь она действительно испытывала угрызения совести от того, что у нее не было ни малейшей возможности признаться в своих наивных планах написать о нем «подпольную» статью! С болью вспомнила Джесс, как еще сегодня утром находилась во власти иллюзий и на самом деле собиралась признаться во всем, как только Луиджи вернется. Случившееся только что было похоже на роковое возмездие, воистину роковое, думала она. Ее предполагаемое стремление к журналистике было скорее по-детски наивным средством досадить отчиму, нежели истинным желанием писать, однако, по иронии судьбы, сейчас ее обвинили в принадлежности к такой разновидности журналистки, к которой она не чувствовала ничего, кроме отвращения.
Послышался стук входной двери. Джесс испугалась, но потом решила, что это, должно быть, пришла жена Робина с ужином. Однако через несколько минут ее снова охватила тревога, когда доносившиеся из холла голоса вдруг потонули в усиливающемся вое ветра, победоносно трубящего над домом, островом, морем, над всем миром… Ветер был хозяином здесь и нес с собой лютый холод.
– Это приходила миссис Робин с нашим ужином! – крикнул Луиджи с порога и не спеша прошел к камину, встал перед огнем спиной к Джесс. – Кажется, все на острове попрятались от бури… Бог знает, сколько она еще продлится, поэтому Робин принес нам столько еды, что мы спокойно сможем выдержать осаду.
Ощущение, что она оказалась в ловушке, заставило Джесс похолодеть. Ее единственной мыслью было спрятаться в спасительном убежище своей комнаты, она поднялась с дивана и побрела к двери.
– Нет, Джесс, подожди, – окликнул ее Луиджи, повернувшись.
– Подождать? Чего?! – Когда Джесс обернулась, в ее глазах стояли слезы. – Новых обвинений или новой порции твоих блестящих комментариев по поводу погоды?
– Проклятье, Джесси, если ты не имеешь отношения к этим статьям, то почему бы тебе так прямо и не сказать?! – взорвался Луиджи.
– Так и сказать? Чего стоит мое слово против слова твоей драгоценной Моники? Не хочу бросать слов на ветер!
– Перестань называть ее моей драгоценной! – проскрежетал Луиджи. – В любом случае, она не хотела верить, что это была ты… О боже! – простонал он, яростно замотав головой и бормоча что-то себе под нос по-итальянски.
Джесс развернулась и бросилась бежать. Рвущие сердце воспоминания о тех мгновениях, когда он в последний раз говорил по-итальянски, о хрипловатом дразнящем смехе, прозвучавшем тогда в его голосе, заставили ее невольно всхлипнуть.
Луиджи поймал ее в холле, зайдя вперед нее и преградив ей дорогу.
– Джесси, пожалуйста… ты просто не поняла! – стал уговаривать ее он, прижав к груди. – Я очень хотел тебе поверить… я не собирался обидеть тебя!
– Ты и не обидел! – в запальчивости солгала она, вырываясь. – Меня довела до такого состояния не обида, а… а полнейшее отвращение к тебе!
– Отвращение? – потрясенно переспросил он. – Джесси, надеюсь, это не связано с тем, что было между нами этой ночью?..
– А почему бы и нет? – задохнулась она, замотав головой, как будто этим могла уничтожить свои слова.
– Потому что для тебя это было в первый раз, и…
– Нет! Не первый! – закричала она. Эта новая ложь вырвалась у нее только потому, что она хотела заставить Луиджи замолчать. Но заметив растерянность, мелькнувшую на его лице, она поняла, что ей уже удалось заронить в его душу зерно неуверенности, и это придало ей сил упорствовать в своей лжи. – Не знаю, что натолкнуло тебя на эту нелепую мысль, – добавила она почти злорадно. – В любом случае, моя неприязнь направлена лично на тебя! Ты был готов отрицать свою любовь к Монике, когда хотел затащить меня в свою постель, а теперь другое – получив от меня все, ты стал перекладывать на меня свою вину!
– Бог мой, Джесси…
– А ведь на самом деле ты не веришь, что я причастна к этим статьям, не так ли, Луиджи? – безжалостно продолжала она, подстегиваемая собственной гордостью. – Просто это был для тебя удобный способ… – Она закричала, когда Луиджи схватил ее за плечи и прямо-таки втащил в кухню. – Думаешь, ты можешь…
– Замолчи и слушай внимательно! – прорычал Луиджи, не обращая внимания на ее протесты. – Я тебе уже говорил, что совершенно не влюблен в Монику. Если бы я был в нее влюблен, то прежде всего я бы не оказался здесь с тобой, не говоря уже о том, чтобы заниматься с тобой любовью! Я ясно выразился?
Джесс недоверчиво взглянула в его горящие глаза, ненавидя себя за неотразимое воздействие, которое на нее оказали его слова.
Он резко отпустил ее.
– Кажется, у меня появляются некоторые догадки по поводу того, кто может быть виновником этих статей, – вздохнул он. – Но, думаю, сам факт их появления в какой-то степени даст тебе понять, почему я с таким трудом доверяю людям.
– Я понимаю это даже слишком хорошо! – с горечью воскликнула Джесс, когда ее сердце наконец прислушалось к предупреждениям разума. – Ты был готов спать со мной, но не готов доверять мне!
– Джесс! Я совсем не это имею в виду! – простонал Луиджи. – Прости, я, наверное, слишком многого требую, но надеюсь, что ты поймешь…
– Ты хочешь сказать, что недостаточно доверяешь мне, чтобы объяснить, – тихо сказала Джесс. В ее сознании опять, как злые призраки, возникли воспоминания о непрошеной откровенности Моники. Она уже почти поверила ему, что он не любит Монику, потому что всегда, кроме сегодняшнего ужасного момента, она инстинктивно чувствовала, что он не любит ее, не может любить! Но все-таки между этими двумя людьми было что-то такое, чего она не могла понять и что он не был готов ей объяснить… По этой причине, несмотря на то что ее любовь к нему не уменьшилась, она может доверять ему не больше, чем он ей.
– Может быть, это не так просто, как тебе кажется, – спокойно отметил Луиджи. – Однако, когда я говорил, что попытаюсь измениться, я честно пытался это сделать.
– Я знаю, – вздохнула Джесс. Их разговор стал напоминать какой-то обмен зашифрованными символами, и это не могло снять ощущения страшной усталости, навалившейся вдруг на девушку.
– Видишь ли, любая попытка доверия должна быть взаимной, а мне кажется, что есть нечто, что ты считаешь нужным от меня скрывать! – тихо произнес он.
