Миранда больше не могла сдерживать слезы и замолчала, тихонечко всхлипывая… Комок в горле не давал ей говорить, а слезы были горячими и прожигали дорожки на перепачканных щеках.
Марк перестал разгребать завал из обгорелого дерева и остановился, глядя на нее, все такой же холодный и отстраненный.
— Да, не осталось ни одного предмета старинной мебели, ни одной фамильной драгоценности, ни одной дорогой картины.
Она прижала руки к груди, чтобы сдержать сердцебиение.
— Неужели не удалось ничего спасти? — Марк бросил на нее уничтожающий взгляд, который был настолько злым, что она даже вздрогнула. Но почему? Почему он так сердит именно на нее? Разве она виновата в том, что произошло?
— Меня здесь не было, — сердито сказал Марк. — Когда узнали о пожаре, все занялись спасением лошадей и других животных. Это было важнее всего. — Он опять сверкнул глазами на испачканном лице и презрительно хмыкнул. — Когда же они вернулись в дом, то туда было опасно входить. — Его рот исказила недобрая ухмылка. — Так что тебе не достанется никаких сокровищ, Миранда.
Она прикусила губы, едва сдерживая слезы, когда встретила его холодный взгляд. У нее подогнулись колени. Она поняла, что между ними нет ничего. Никогда ничего не было и быть не может. Тот его поцелуй был вызван лишь мгновенным порывом. Она была рядом вполне доступна, почему же не воспользоваться случаем?
Отчаяние охватило ее, и она бессильно опустилась на колени, не в силах больше стоять. Что-то острое вонзилось ей в ногу, но ей было уже все равно.
— Но где же ты был тогда? — растерянно спросила она.
— Я прилетел из Африки, как только узнал о пожаре. Где-то неделю назад.
— Из Африки? — как попугай повторила она.
Он тяжело вздохнул.
— Я езжу по свету, разыскивая новые виды растений и новых производителей растительного материала.
Она пыталась понять, что он говорит ей, но ее мозг, казалось, заржавел.
— Так ты не жил здесь с бабушкой? — недоверчиво спросила она.
— А это имеет какое-то значение? Да будет тебе известно, я почти не жил здесь после смерти родителей, может быть всего несколько лет.
— Так ведь тебе было всего пятнадцать! Куда ты мог поехать?
— Я сбежал в Сидней и устроился на корабль юнгой. Вернулся только через пять лет, когда узнал, что дедушка умер, и поговаривали, что ферму собираются продавать. Я сделал все, что было в моих силах, чтобы этого не произошло. Затем я нашел хорошего управляющего и опять отправился в свои путешествия. К твоему сведению, мы с бабушкой придерживаемся диаметрально противоположных взглядов на жизнь. Допрос окончен? — грубо спросил он. — Теперь отправляйся домой. Ты и так уже перепачкалась. Найди кого-нибудь из рабочих, они отвезут тебя.
— Теперь я поняла, почему ты был такой чумазый, когда встречал меня, — сказала Миранда тихо. — Вот почему ты работаешь так много! Вот почему ты так злился на меня в аэропорту. Разве нельзя было сразу же сказать мне о пожаре?
— С какой стати я должен был это делать? — отрезал Марк, поворачиваясь к ней спиной, опускаясь на колени и разгребая кучу перед собой. — Мы сообщили об этом твоему деду. Он сам решил ничего тебе не говорить! Почему я должен ставить под сомнение его выбор?
Миранда непонимающе раскрыла глаза.
— Так дедушка знал? А он-то почему мне ничего не сказал?
Миранда вспомнила, как вчера Марк заливался смехом, говоря, что дедушка поставил ее в глупое положение.
— А разве тогда ты бы поехала сюда?
— Конечно, нет, — прошептала она пересохшими губами.
— Вот он тоже так подумал. — Марк обжег ее презрительным взглядом.
— Но как же вы все могли утаить это от меня? — запротестовала она.
Марк выпрямился и подошел к бутылке с водой, стоящей прямо на земле. Он отпил из нее несколько больших глотков и ответил лишь после этого.
— Если бы ты знала, что наша усадьба исчезла в огне, ты бы наверняка осталась дома. Признайся честно, Миранда, тебе ведь нет никакого дела ни до питомника, ни до плантации. Тебе важна лишь их ценность в денежном исчислении.
Девушка разгневанно вскрикнула, и ее глаза вспыхнули серебряным огнем. Она подбежала к Марку и в бессильном гневе застучала кулачками в его широкую грудь.
— Да что ты себе позволяешь! Послушай меня, наконец! Я любила это место, и сейчас мне больно видеть, во что оно превратилось!
Он схватил ее руки и оторвал от своей груди, затем наклонился, поднял с земли горсть земли, смешанной с пеплом, и подбросил ее в воздух прямо перед ее носом.
— Посмотри лучше вот сюда! — проревел он. — Для тебя все это — лишь роскошь, которую ты потеряла, атрибуты богатства и успеха. А для меня — моя кровь и плоть, боль и радость. Я сделал Брокен-Хилл известным по всей стране. Я знаю каждое растение, посаженное на его плантациях. Каждое семечко прошло через мои руки, я могу точно сказать, откуда привезено какое растение, когда сделана прививка. Годы труда и одержимости потрачены на питомник. Вот что я потерял! — Его глаза горели сердитым огнем. — Ты говоришь, что тебе больно? Да что ты вообще знаешь о чувствах?
— Что я знаю? Да все, что нужно знать! — воскликнула она, и ее глаза наполнились слезами. — Не отгораживайся от меня, Марк, я этого не перенесу…
— Убирайся отсюда! — огрызнулся он. — У меня есть всего три часа, чтобы найти хоть что-то ценное, оставшееся после моей матери, и мне вовсе не нужно, чтобы кто-то болтался у меня под ногами!
— Но я могу тебе помочь! Позволь мне сделать это! — молила она его.
— Нет!
Кипя гневом, он продолжал обшаривать то, что было некогда гостиной, от которой осталась лишь огромная каминная труба. Он лихорадочно зарывался в кучу мусора в тщетной надежде. Она демонстративно повернулась к нему спиной и, найдя местечко подальше от него, опустилась на колени и начала прочесывать пальцами мусор перед собой, надеясь найти хоть что-то и заслужить его похвалу.
Прошло много времени, прежде чем он обратил на нее внимание — наверное, пара часов. Ощущая дурноту и головокружение от звенящей в ушах жары, она услышала, как он встал, что-то бормоча себе под нос. После этого послышался уже ставший знакомым хруст угля под ногами. Марк приближался к ней.
Миранда вся съежилась, ожидая услышать от него очередную злобную тираду. Ее тело, ноющее от усталости, сотрясалось от беззвучных рыданий. Что-то уткнулось ей в плечо. Она повернула голову и увидела, что это бутылка с водой. Она взяла ее, не поднимаясь с корточек, и с благодарностью выпила прохладной родниковой воды.
— Только посмотри на себя… Видела бы ты, во что ты превратилась… — проворчал Марк. — И почему ты такая упрямая? Всегда делаешь только то, что тебе заблагорассудится, совершенно не думая о других. — Он потянул ее за рукав. — На сегодня хватит, — сказал он коротко и резко.
